Альбина флакон со спиртом убрала, села в кресло. Вся бледная, в лице ни кровинки, но улыбается.
— Что это, — говорю, — было?
— А это, — отвечает, — я рубашку на тебя надела, в которой тот малыш должен был родиться.
Тут я не удержался, пальцем вокруг виска покрутил.
— Не веришь, — говорит, — не верь. Что ты, купив удачу, собирался сделать? В казино сходить? Вот и сходи!
И смылась.
Потом была бумажная волокита, которая возникает в случае смерти младенца. Раскрутились только к семи вечера.
— Пойдем, — говорю, — Альбина, в кабак, поужинаем.
— Сегодня я с тобой, — отвечает, — никуда не пойду. На мне будто камни возили. А ты иди! Но не в ресторан, а в казино. Только много не выигрывай, не теряй головы.
И такая в ее словах уверенность, что послушался я. Приехал в «Континенталь», взял фишек, сунулся к рулетке. Для хохмы поставил на «зеро». Тут же отхватил кусок. Офонарел маленько, но крыша не поехала. Отошел, поболтался по залам, выпил шампани, поглазел на баб. Фифы три были — тут бы и отдался. Но не в бордель притопал — в казино… Вернулся к рулеточному столу. Поставил пару фишек. И опять выиграл. Снова поставил и назвал не то, что пришло поначалу в олову. Продул, но выпало именно то, пришедшее.
Перебрался к столам, где в «очко» режутся. Тут же сорвал банк. У меня оказалось двадцать, у банкомете пятнадцать. Поставил все выигранное. Взял две карты, прикрыл ото всех, глянул. Два туза!!!
Ну, думаю, не выпустят меня отсюда. Попросил еще карту и сбросил: перебор.
Пошел снова в бар, чтобы нервы расслабить. Сижу с бокалом, в голове марши играют, как в информационных сообщениях с Кавказского фронта. И одна только мысль: «Неужели?»
Принял дозу, успокоился. Все чин-чинарем! Не съехала крыша у девочки моей — знала, чего говорила. Ох и жизнь теперь пойдет, братаны!.. Клинику продам, на черта она мне сдалась! Вспомню, как пулю пишут. Был в институтские годы период — из-за стола не вылезал. Однажды сутки сидели, посинели от табачного дыма… Начну играть профессионально, по игорным домам. Заработаю чуть-чуть, а потом биржевой игрой займусь. И женюсь на Альбинке. Обещала!..
Приняв такое решение, я еще раз наведался к рулетке, сорвал две штуки, обменял фишки на деньги и отправился домой.
25 июня
Утром Альбина встретила меня как ни в чем не бывало.
— Ну как, — спрашивает, — убедился?
Я ее на руки — цоп! И по кабинету закружил. Пока не взмолилась.
— Отпусти, — говорит. — Не могу!
Поставил на пол. А ее аж трясет.
— Никогда, — говорит, — так не делай! Думаешь, легко себя сдерживать, когда в трусах мокро?
— Ну и не сдерживай, — говорю. — Все равно скоро за меня замуж выйдешь! А теперь рассказывай. Все, до самого конца… Кстати, — говорю, — я вчера две штуки выиграл. Одна — твоя! Давай, рассказывай.
И она рассказала. Все ее бабки были ведьмами. И мать тоже была.
Была — потому что перестала, как с Альбининым отцом познакомилась. Из-за того Альбина мужикам и не отдается. Вместе с девственностью теряется и ведьмина сила. А она, Альбина, ради плотских утех силы лишаться не собирается. По крайней мере — пока.
— А что ты, — спрашиваю, — можешь со своей силой?
— Много чего, — отвечает. — Привораживать могу, сглаз снимать и порчу. Но это все и бабушки умели. Главное не в этом. Я вижу, кто в рубашке родиться должен. Еще когда ребенок материнскую утробу не покинул, вижу. И могу «рубашку» эту снять, а на другого надеть. Вот как вчера на тебя.
— Тот перламутровый шарик, — спрашиваю, — и была эта самая «рубашка»?
— Для тебя он — перламутровый шарик, — говорит. — А я его совсем другим вижу.
Офонаревал я, офонаревал. Но приходится верить. Таких совпадений, как вчера в казино, не бывает.
И она тут же спрашивает: верю ли я, мол. Ну, короче, насквозь видит…
— Верю, — отвечаю. — Вот только не врубаюсь, за каким хреном ты в медсестры подалась. Сидела бы дома, гадала бы бабам, снимала бы этот самый сглаз, в бабках бы купалась. Клиенток — пруд пруди!
Она улыбнулась грустно.
— Увы, — говорит, — я ведьма-половинка. Мои чары только на мужчин действуют, а те к ведьмам не обращаются. Медсестрой же я случайно стала.
Тут до меня медленно доходит.
— Слушай, — говорю, — так, значит, на себя «рубашку» ты надеть не можешь?
Она усмехнулась нехорошей усмешкой.
— Стала бы я тогда у шлюх выблядков принимать! Я бы уже давно была…
И аж содрогнулась. Как будто я ее облапил.
— То-то и оно, — говорит. — На тебя могу, на любого другого мужчину могу. А на женщин не способна. Бог сразу всего человеку не дает… Да обо мне, — говорит, — ладно. Ты что теперь делать намерен?
Ну, тут я ей и выдал. Все, что надумал вчера. И про женитьбу упомянуть не забыл. Усмехнулась она опять.
— Глупенький ты, — говорит, — у меня, Виталенька! Зачем же на глаза людям лезть? Отхватишь ты кущ на бирже раз, отхватишь другой. А потом другие игроки против тебя объединятся. И никакая удача не поможет! А то киллера наймут!
— Так я же теперь, — говорю, — в рубашке рожденный. Что мне киллер?
Она меня по голове, как щенка, погладила.
— Уж больно ты, — говорит, — на «рубашку» надеяться начал. Повезет раз, другой… Все равно достанут. Против лома нет приема!
Я репой эдак покрутил, озадаченно. В натуре, девка рубит, что плетет.
— А ты, — говорю, — что предлагаешь?
— А я, — говорит, — предлагаю пока не высовываться. Поднакопить «рубашек». Это я тебе бесплатно надела. Ну пусть за тысячу, авансом, если ты мне обещанное отдашь…
Я тут же выложил ей штуку из вчерашнего выигрыша.
— Спасибо, — говорит. — Слушай дальше… С других за «рубашку» можно и побольше содрать. За удачу люди какие угодно деньги отдадут.
Прикинул я кое-что к носу. Может ведь дело выгореть, еще как может! Это все равно что человеческими органами торговать. Только безопаснее. Потому что доказательств никаких не найдут.
Девочка моя сразу сообразила, что я унюхал кость.
— Только, — говорит, — давай не будем торопиться. Обдумаем все как следует.
На том и порешили.
А после я ее повез в кабак. И, в гробину меня, теперь все было по-другому. Теперь, когда я узнал, почему она такая недотрога, мне уже хотелось гораздо меньше. Но все равно хотелось!
2 июля
За неделю мы все обдумали и все обговорили.
Как выяснилось, «рубашки» на дороге не валяются. Явление это не слишком частое. Короче, если бы всем везло, это было бы уже не везение, а система.