Друзья добрались до поляны, где должно было проходить торжество. Оримедес стоял на невысоком холме у реки. Рядом были большие коромысловые весы. Кроме того, на холм прикатили повозку с винными амфорами. Князь уже начал поминальную речь. Сотни кентавров молча стояли вокруг, слушая его слова. Слова о дружбе и мужестве.
Мелвин ощутил горьковато-сладкий укол боли. А еще он чувствовал себя обманутым! Почему он должен был познакомиться с Олловейном и тут же потерять его?
— Говорят, что свет, горящий слишком ярко, должен рано угаснуть, — разносился над полем звучный голос князя кентавров. — Таким светом был Олловейн. Образцом рыцарства. Я никогда не слышал, чтобы он спрашивал, какой толк будет от его помощи. Он был там, где голову поднимала несправедливость, и не успокаивался, пока не восстанавливал правду. Несокрушимая вера в то, что справедливость в конце концов восторжествует, была, пожалуй, самой выдающейся чертой его характера. Он никогда не боялся встать на защиту, казалось бы, безнадежного дела. И поэтому он пришел к нам, братья мои. Вы помните, в каком мы были отчаянии? Как мы неделю за неделей ждали в лагере, словно приговоренные к смерти ждут в камере часа казни? Мы знали, сколько троллей собирается на равнине Мордштейна. В душе мы были побеждены еще до того, как сразились в первом бою. Не знаю, как вам, братья мои, но мне Олловейн вернул мужество. Битва под Мордштейном закончилась победой для нас, потому что троллям пришлось узнать о том, что нигде и никогда они не могут чувствовать себя в безопасности и что даже численное преимущество не защитит их от наших атак. Олловейн, мастер меча Эмерелль, отдал свою жизнь за наше дело. Я знаю, многие спрашивают себя, почему мы не откажемся от войны с троллями. Они говорят, что тролли просто пройдут по стране и перестанут надоедать нам. Они думают, что серокожим нужен только трон Эмерелль. А я скажу вам, что тот, кто так считает, просто слеп. Их становится все больше, троллей-то, и об их прожорливости идет дурная слава. Они хотят мяса! Они вынудят нас платить им дань. Они станут требовать лучших животных из наших стад. И голод их будет ненасытным. Вскоре они скажут, что стада принадлежат им, потому что они хозяева земли, а земля кормит стада. Потом мы будем для них всего лишь погонщиками их скота. Олловейн знал, что так будет. Он был другом свободных степных народов. Он знал, что свобода нужна нам, как воздух, которым мы дышим. Со своей смертью он оставил нам завещание. Он отдал свою плоть ради того, чтобы защитить нашу. Не позвольте, чтобы смерть его оказалась бессмысленной! — Оримедес поднял руки к небу. — Не знаю, куда ушла твоя душа, мой брат по оружию Олловейн. Наш народ верит, что души умерших путешествуют с ветром, дующим над степью. Может быть, ты тоже путешествуешь с ветром. Но в чем я совершенно уверен, так это в том, что ты всегда будешь гордиться нами. Твоя жертва была не напрасной. Мы не прекратим сражений с троллями. Мы будем биться, пока не вырвем победу, которая обеспечит нашу свободу. Победу, в которой ты не сомневался. — Оримедес поднял меч и воздел клинок к луне. — Слышишь меня, южный ветер? Отнеси мои слова погибшему другу. Ты родился эльфом, но умер за мой народ. И не важно, сколько раз взойдет еще солнце над степью, пока наш мир не расколется и не настанет конец времен, — твое имя и твои поступки всегда будут у нас на устах. Пока существуют кентавры, ты не будешь забыт, Олловейн!
Князь замолчал, и на удар сердца над лугом воцарилась тишина. Мелвин вспомнил, как мастер меча сражался в переулке с кобольдами. Как тяжеловесные тролли могли убить того, кто способен уклониться от арбалетных болтов? Наверное, никогда не разгадать этой тайны.
— Пусть его имя словно ураган поднимется к небу! — вдруг воскликнул Оримедес. — Олловейн!
Мелвин присоединился к кричащим.
— Олловейн! Олловейн! — кричал он снова и снова, пока не запершило в горле, и действительно, после этого почувствовал себя лучше. Слышать, как тысячи глоток выкрикивают имя героя… В этом было что-то освобождающее. И печаль его вместе с криком поднялась к небу.
Через некоторое время Оримедес раскинул руки, и голоса воинов постепенно утихли.
— Мы всегда чтили своих умерших, поднимая за них бокалы. Они никогда не могут быть ближе к нам, чем в опьянении. Олловейн, я буду пить за тебя, как не пил никогда в жизни! Наше опьянение будет длиться не один день. Клянусь, оно закончится, только когда я выпью вина столько, сколько вешу сам. И в твою честь это будет только самое лучшее вино. Красное из Альвемера, выдавленное в тот год, когда мы проливали кровь в Филангане. Король вин за короля воинов!
Оримедес подошел к одной из чаш весов, размером с амбарные ворота. Два молодых кентавра поспешили к нему и стали складывать на вторую чашу весов амфоры.
— Должно быть, он продал целое стадо, чтобы заплатить за вино. — В голосе Нестеуса слышались нотки восхищения и ужаса. — Это безумие. За этим стоит что-то большее. Никогда не слышал, чтобы князь платил такие деньги за поминки.
— Значит, никогда прежде друг не был так дорог князю Земель Ветров, — заметил Артаксас.
Мелвин удивленно поглядел на товарища. Своей ироничностью он скоро наживет себе врагов среди кентавров.
А Нестеус, похоже, совершенно не обращал внимания на слова ламассу. Он смотрел на холм, наблюдая за тем, как чаша весов, на которой стоял его отец, медленно поднимается.
— Он жульничает, — заявил Артаксас. — Амфоры составляют значительную долю веса.
— Там уже начали разливать волчье молоко. — Мелвин указал на повозку с кожаными бурдюками, которую как раз вывезли на лужайку. Каждому махавшему рукой кентавру два кобольда бросали бурдюк с самогоном.
— Что касается меня, то я предпочитаю волчье молоко вину или пиву. Зачем тратить время, если хочешь напиться? — Мелвин надеялся развеять этими словами странное настроение обоих спутников.
Он сознавал, что алкоголь либо поможет, либо усугубит ситуацию. Но полуэльф не хотел просто смотреть и ничего не предпринимать. Ему еще не доводилось присутствовать на поминках, которые устраивают кентавры, и он не знал, как нужно себя вести. В воздухе что-то витало. Будет ссора.
Друзья протолкались сквозь толпу, собравшуюся у повозки. Артаксас был подобен мощной галере, рассекавшей воды. Он был выше любого кентавра больше чем на голову. Никто не хотел с ним ссориться. Пока что.
Мелвин следовал за ламассу. Он догадывался, что сейчас произойдет. Полуэльф приготовился наслаждаться зрелищем, которое представляет собой мужчина без рук, когда пьет. Мужчина, который, как и все ламассу, пропитан магией, как ни одно другое существо Альвенмарка.
— Эй ты, мерзкая рожа! — крикнул Артаксас одному из кобольдов. — Самый большой бурдюк самому страждущему на этой поляне!
Кобольд хотел было ответить, но при взгляде на ламассу умолк. Он прошептал что-то своему товарищу, затем отыскал бурдюк, который пришлось поднимать вдвоем. Они схватили сосуд обеими руками, дважды качнули из стороны в сторону, а потом отправили в полет по высокой дуге. Бурдюк должен был приземлиться ламассу прямо в лицо. Стоявшие вокруг невольно отпрянули. Некоторые человеко-кони с неприязнью усмехнулись. Мелвин всегда поражался, как этому ламассу одной-единственной фразой удавалось снискать себе приключения.