Миша зажег свет.
— Почему? У наших знакомых из дома пропала дорогая картина работы всемирно известного художника, но они не позвали ищеек, потому что догадались — полотно сперла их дочь, та еще конфетка. Не сажать же члена семьи в тюрьму? Воровку отправили в Англию, в учебное заведение с очень строгими правилами, решили сами ее перевоспитать.
Я сказала:
— Здесь другая ситуация. Если вас обокрали, то вам решать, бежать или нет в отделение. Но если в приемный покой любой клиники, муниципальной или коммерческой, поступает человек со следами криминального аборта, то доктора обязаны известить полицию. Понимаешь? Обязаны! Иначе они становятся соучастниками преступления.
Михаил неожиданно рассмеялся.
— Ты сказала «человек со следами криминального аборта», а надо было — «женщина». Женщина — не человек. В том смысле…
— Сколько можно ходить за куревом? — нервно воскликнула Лариса, выскакивая в коридор. — Миша, а ты что тут делаешь? Почему не в институте?
— Мама, в стране майские праздники, — напомнил парень, — и у вас случилась беда, я хочу помочь, потому и приехал.
— Выяснилось что‑то? — спросил Вадим.
Малкина покачала головой.
— Комната Анюты выглядит так, словно подготовлена к обыску. Везде идеальный порядок, ничего лишнего, никаких записей, кроме дневника. Но в нем нет ничего о личной жизни и любовных переживаниях. Кузнецова не пропускала ни одного дня, всегда делала заметки, только они касаются работы или взаимоотношений с товарищами по дому Доброй Надежды. Вот, слушайте!
Малкина раскрыла тетрадь, которую держала в руках.
— «Двадцатое апреля. Сегодня ведущий стилист Лёня показал мне, как надо делать укладку, — не зачесывать волосы в одну сторону, а постоянно менять направление, потом раздуть их феном и оформить завиток. В колледже преподаватели говорят иное. Но я верю Лёне, у него крутые прически получаются. Хотелось бы мне хоть чуть‑чуть быть на него похожей. Пока у меня не очень выходит, но я не сдамся, добьюсь своего. Нина Феликсовна и Лариса Евгеньевна еще будут гордиться мной. Непременно выиграю конкурс Всемирного парикмахерского искусства и подарю им «Золотые ножницы». Зуева и Малкина дали мне шанс стать хорошим человеком. Я никогда не должна это забывать».
Я постаралась не измениться в лице. Видимо, не одна хитрюга Кира в курсе, что Нина Феликсовна может потребовать дневники для тщательного изучения. Анюта понимала — личные записи могут легко перестать быть таковыми, тщательно обдумывала каждое слово и беззастенчиво льстила Зуевой и Малкиной.
— «Двадцать первое апреля, — продолжала управляющая. — Сегодня утром Надя попросила у меня туфли. Темно‑красные лодочки, которые я купила в середине месяца. У Нади на работе праздник, ей хочется выглядеть нарядной, платье у нее есть, а приличной обуви не имеется. Сначала я хотела отказать. У Надежды зарплата на три тысячи больше, чем у меня. Почему я могу собрать на выходные шпильки, а она нет? Да потому, что я очень аккуратна с деньгами, все не трачу, откладываю. Надюша же, как получит аванс, летит в кафе или в кино. Погуляет два‑три раза, прокутит все и сидит потом без копейки, клянчит у всех в долг. Я себе в удовольствиях отказываю, зато с новыми туфлями. Но потом я подумала, что жадничать нехорошо, Надя моя подруга. И отдала ей лодочки. Надо бороться с жабой».
Лариса перевела дух.
— Ну и остальное в подобном роде. Ни одного намека на роман. А ведь в апреле она уже была беременна. Вот какая скрытная! Казалась простушкой с распахнутой душой, ан нет, неверное о ней мы мнение составили.
Управляющая приложила пальцы к вискам:
— Господи, голова сейчас лопнет. Звонили из полиции, просили Нину Феликсовну завтра подъехать. И что ей там сказать? Она же ничегошеньки не знает! Понятия об аборте не имела.
— Я знаю имя любовника Анюты, — объявила я.
— Кто он? — в один голос спросили Миша и его мать.
Я поспешила вперед по коридору, говоря на ходу:
— Пошли в гостиную, лучше сразу всем рассказать.
Едва я произнесла имя Малик, как Лариса ахнула:
— Я же просила! Умоляла!
Нина Феликсовна с изумлением посмотрела на управляющую.
— Ты о чем, Лара?
Малкина, чье лицо покрылось красными пятнами, вздрогнула и выбежала из комнаты.
— Пойду, посмотрю, что с мамой, — буркнул Миша и выскочил за ней.
— А где Регина? — вдруг спросил Вадим.
— Думаешь, ее надо позвать? Вообще‑то это хорошая идея Реги позвонить, — засуетилась основательница фонда.
Вадик подошел к окну и выглянул во двор.
— Я думал, она уже здесь.
— С чего тебе это пришло в голову? — удивилась Нина Феликсовна.
— Увидел ее машину во дворе, — пояснил сын. — Точно помню, что она на этой двухдверке каталась, номер стремный — шестьсот шестьдесят шесть. Я, когда впервые увидел его, не удержался и спросил: «Не боишься с числом дьявола разъезжать?»
Зуева тоже подошла к окну.
— Можешь не говорить, что она ответила. Регина не верит в приметы.
— Вроде она тачку бывшему мужу отдала, — бубнил Зуев. — Щепетильная очень, все подарки супруга при разводе ему вернула.
Я решила прояснить ситуацию:
— Вы сейчас случайно не о психотерапевте Регине речь ведете? Не о женщине, которая была замужем за Павлом Вельяминовым?
— Да, — удивился Вадик. — Откуда ты знаешь?
Я приблизилась к Зуевым.
— Так это он дал мне на время «колеса». Я попала в аварию на улице, где живет Клара, мать Павла, бывшая свекровь Регины…
Пока я описывала детали дорожного происшествия, Нина Феликсовна стояла молча, а Вадим, почесывая кисти рук, постоянно вставлял комментарии типа: «Ну надо же!», «Вот это совпадение!».
— Ты решил, что я с ума сошла, попросил дать Кролику трубку и не понял, кто с тобой беседует? — улыбнулась я. — Неужели не знал, что у мужа Регины смешное прозвище?
Вадик спрятал руки в карманы брюк.
— Нет. Я с Павлом никогда не общался. Мы лично не знакомы, и в гостях у Регины я не бывал, у нас отношения врач — пациент. Она никогда о своей частной жизни не рассказывает, я о ней как о человеке ничего не знаю. Про развод и подарки я случайно услышал — раздевался в прихожей, а она по телефону говорила. Сколько же лет я к Регине хожу?
— Давно, дорогой, — остановила сына Нина Феликсовна. — Лампа, милая, вы же не подумали, что мой сын сумасшедший?
— Конечно, нет, — ответила я. — Мне известна разница между психиатром и психотерапевтом.
Зуева села в кресло.
— К сожалению, в России многие люди считают, что эти специалисты оба занимаются душевнобольными. Регина не сразу увлеклась психотерапией, по образованию она дерматолог. У Вадима в детстве началось непонятное заболевание, совершенно не заразное, — кожа рук покрывалась пятнами и отчаянно зудела. Врачи поставили диагноз нейродермит. Чем мы только не лечились! Мази, таблетки, уколы, лечебные ванны, народные средства… Ничто не помогало. В конце концов, уж не помню как, мы попали к Регине, и она справилась с недугом, сама приготовила какое‑то лекарство. Вадик стал его принимать, и мы забыли о болезни. Потом Регина выучилась на психолога, сменила специализацию, но Вадим до сих пор обращается к ней как к дерматологу. Сыну скоро двадцать три стукнет, значит, мы знакомы с Реги почти девять лет. Я ее очень люблю. Удивительный врач, тонко чувствующий пациентов. Сейчас она изредка бесплатно консультирует подопечных фонда.