— А как же мы бежали из города? — усмехнулся Митька. — Только не говорите мне, что это обычное подземелье было. Это же была крысиная нора!
— Ну да, — кивнул кассар. — Только я использовал сильные снадобья, которые оставил мне Наставник Хайяар. Он запретил ими пользоваться кроме случаев крайней нужды. Понимаешь, когда действует большая магия, это всегда заметно, другим магам. По Тонкому Вихрю идут волны… как от брошенного камня. А твои преследователи искали тебя как раз в обществе мага… настоящего, сильного мага. Потому-то я и работал мечом там, где иной попросту отвел бы врагам глаза. Кроме того, мне в Тхаране перекрыли доступ к потокам силы… ты все равно не поймешь, что это такое. Специально перекрыли, чтобы единянские шпионы нас не заметили. И лишь потом чуть-чуть открыли, когда Наставнику стало известно о наших бедствиях в степи.
— И что же теперь делать? — хмуро спросил Митька.
— А что мы можем сделать? — удивился Харт-ла-Гир. — Ничего не надо делать. Просто имей в виду, что каждое твое слово, сказанное при Синто, может стать известно князю. Поэтому и не болтай лишнего. Хуже всего другое, Митика. Какое слово будет лишним? Я не знаю. Я вообще не понимаю, зачем ему это все нужно? Зачем приставлять к тебе шпиона? Если Великий кассар действительно верен Тхарану, какая ему разница, кто ты и что ты? Посидишь в замке, пока не вернется из Железного Круга Наставник и не перекинет тебя домой. Если же Диу-ла-мау-Тмер замыслил недоброе… тогда возможно всякое. В том числе и очень нехорошее. Потому будь осторожен. Я не могу уже тебя принуждать, и поэтому просто прошу: сиди тихо. Не высовывайся, не лезь куда не надо. Ничего, поскучаешь… Представь, что ты заперт в темнице. Собственно, так оно по сути и есть. С Синто не откровенничай, и вообще, будь с ним построже. Этим ты его сбережешь. Поверь, едва лишь тебя вернут в Железный Круг — и князь Диу примется выбивать из мальчишки все, чему ты его научил. Он раб, пойми это. И ему здесь жить. И не ты его настоящий хозяин, а князь. Синто ничего не знает, он думает, что ты здесь навсегда, и что он будет твоим навсегда. Не разочаровывай его… он хороший парнишка, и не виноват, что Высокие определили ему такую судьбу.
— Ясно… — протянул Митька. — И что, совсем ничего нельзя сделать? Ну, типа устроить ему побег… куда-нибудь далеко, ну хотя бы к северным варварам. Куда князь не дотянется.
— Не говори глупости, — отмахнулся кассар. — Это совершенно невозможно. И пойми наконец: пока Диу-ла-мау-Тмер жив, он дотянется до всего, что есть в нашем Круге. А также, вероятно, и за его пределами… Ладно, надеюсь, ты понял. И вот еще что. Мне надо будет отлучиться… уехать. Думаю, недели-другой мне хватит. Потом вернусь. Надо кое-что сделать и кое-что проверить. Уеду сегодня. Князя предупреждать не буду, ты ему вечером скажешь — пришло срочное предписание от Наставника. Он будет допытываться, именно потому я тебе ничего более и не говорю. Но помни — в мое отсутствие ты будешь здесь наиболее уязвим. Защитить тебя будет некому. А что-то сдается мне, здесь, в Айн-Лиуси, весьма и весьма опасно. Поэтому…
Харт-ла-Гир помолчал, потом на его ладони вдруг сам собой возник маленький, едва ли больше горошины зеленый камушек.
— Поэтому возьми его. И тщательно спрячь. Так, чтобы и не потерять, и чтобы никто у тебя его не видел. Это один из самых сильных талисманов, оставленных мне Наставником. Пока этот изумруд будет с тобой, на тебя не подействует обычная магия. Даже таким мастерам, как князь Диу, пришлось бы повозиться, чтобы противостоять силе камня. Понял? Так что спрячь получше. Если князь найдет его у тебя — скажи, будто выкрал из моей сумки. И безропотно отдай, не вздумай орать что-либо о своих правах. И еще, Митика… Если вдруг со мной что-нибудь случится… ну, всякое возможно, ты ведь не маленький, ты понимаешь… знай, что мне очень жаль Хьясси… и очень горько.
То ли солнечный луч как-то по-особому скользнул по лицу кассара, то ли просто Митьке почудилось — но на какое-то мгновение ему показалось, что на глаза Харту-ла-Гиру выступили слезы.
Но умом Митька понимал, что такого не может быть никогда.
На самом деле замок оказался куда больше, чем показалось вчера. Да он попросту был огромен! За мощными, в сотню локтей крепостными стенами скрывался целый город. Ну, может, не такой, как Ойла-Иллур, но тоже немаленький. Синто сказал, тут одних только воинов десять тысяч, и это тхаранские бойцы, а у Диу-ла-мау-Тмера есть еще и личная дружина. А сколько тут слуг, оружейников, конюхов, поваров — никому вообще неизвестно. Кроме разве что старого одноглазого Мьорно-Тману, управляющего княжеским хозяйством. Этого старика, по словам Синто, боялись тут все — едва ли не больше, чем самого князя. Князь-то хоть во всякие мелочи не вникает, типа как в десятой конюшне пол настелен или почему поваренок Дламми не вовремя согрел воду. А вездесущий дед замечает все, он умеет подкрадываться незаметно, и к тому же у него полно тайных доносчиков. Сам Мьорно-Тману не кричит и не дерется, просто поднимает палец, запоминая. А вечером нерадивого потащат на конюшню, и уж там всыплют прутьев так, что мало не покажется.
Обнаружилась интересная деталь — этот Мьорно-Тману тоже раб, в таком же, как у Синто, бронзовом ошейнике. Правда, украшенном серебряными пряжками.
— Как же это? — не понимал Митька. — Что же он своих-то?
— Ну так власть… — недоуменно отвечал Синто. — Думаешь, у рабов власти не бывает? Да ты сравни с каким-нибудь свободным селянином. Кто он по сравнению с Мьорно-Тману? Прах, пепел… Одно название что свободный. А у нашего управляющего, сказывают, в покоях полны сундуки золота. Ну и что же что ошейник? Зато после господина князя он тут первый человек…
На это трудно было что-либо ответить.
Они давно бродили вдвоем по необъятным просторам замка. Солнце уже начинало сползать к западу, хотя пекло по-прежнему люто. В широких штанах и куртке было жарко, и Митька не раз втайне позавидовал Синто.
Постройки, вопреки первому впечатлению, тут располагались вовсе не случайно. Отдельно — воинские казармы и солдатские кухни, отдельно — многочисленные ряды конюшен, отдельно — рабские бараки. Имелось тут и множество колодцев, так что при любой осаде защитники крепости могли не опасаться жажды. Был даже и ухоженный парк, куда Синто поначалу соваться не хотел. Рабам там появляться запрещалось.
— Да плюнь ты, — посоветовал Митька. — Ты же со мной, если кто прицепится, я обломаю. Мне-то никто не запрещал никуда ходить.
О настойчивом совете кассара не высовываться из горницы он решил умолчать. Кассар вообще вел себя как-то странно. Он и в самом деле собрался в путь, пошел в конюшни, о чем-то поговорил там с бородатым пожилым конюхом — и вскоре уже прилаживал свои сумки к седлу. Выбрал не самую броскую, но явно сильную и выносливую пегую кобылу. Коротко попрощался с Митькой, хлопнул по плечу Синто, легко, одном движением вскочил в седло — и вот уже скачет к воротам. Самое интересное — стражники и не подумали его остановить. То ли околдовал он их, то ли здесь и в самом деле порядки были вольные. Или, озабоченно подумал Митька, настоящая охрана тут вовсе не на виду.