— Но вы ведь сказали, что сняли у Оксаны приступ астмы!
— Да, снял. Но я не понял, как я это сделал! Это как-то само произошло. Может быть, моими руками и моими э-э-э… образами. Но я этого делать не умею! Я не уверен, что это не прошло само, и не уверен, что получится снова. Понимаете?
— Вот поэтому я и приехала изучать то, что произошло, чтобы понять, и, если захотите, объяснить вам.
— Вот и объясняйте, зачем вертели руками?
— Ох! Ну, хорошо, попытаюсь. Почему возникает боль?
— Потому что возникает повреждение в теле, — улыбнулся Александр, вспомнив свой вчерашний разговор с Оводом.
— Да, если речь идет о внешнем воздействии. Но каким образом вы умудрились за ночь повредить зуб? Ведь вчера он был абсолютно здоров, не так ли?
— Да, если не считать воспоминания о…
— Так я и думала, что это как-то связано с вашим вчерашним погружением!
Анна Даниловна схватилась за ручку и подвинула к себе тетрадь. Потом бросила ручку и умоляюще посмотрела на Александра:
— Ну, рассказывайте же!
— Сначала вы.
— А на чем я остановилась? Ах да! Так вот: боль возникает, если в каком-то нервном окончании возникает возбуждение. Это возбуждение может возникнуть от повреждения (удара или пореза), а может быть, вызвано психосоматическим состоянием, то есть представлением или воспоминанием об ударе или порезе. Но если в первом случае реакция проявляется мгновенно, то во втором она возникает через день или два, когда человек уже забыл о причине.
— А почему? — перебил Александр. — Почему не сразу?
— Александр! — удивилась Анна Даниловна. — Но это же очевидно! Любое явление стремится к проявлению. Но существует… как бы это назвать?…Иерархия причин. Сначала проявляются самые грубые — физические. Потом психосоматические. Если отвлечь внимание от психосоматической причины какими-то физическими явлениями, то она прекратит свое проявление на неопределенный срок, но не исчезнет, а лишь затаится.
— А теперь расскажите мне то же самое, — попросил Александр, — только по-нашему, по-деревенски.
— Ох, извините. Не понятно говорю, да? — смутилась Анна Даниловна.
— Да нет. Понятно, но приходится напрягаться. Вы ж должны уметь говорить просто, а иначе как вы понимаете всех этих знахарей.
— Да в том-то и дело, что я их не понимаю! — развела руками Анна Даниловна. — И они сами не понимают, почему у них получается лечить. Но больше всего меня удивляет, что они абсолютно не относятся к своим способностям, как к чему-то необычному. «Бабушка, — говорит, — лечила и меня научила».
— Вы отвлеклись…
— Ах, да… так вот… — Анна Даниловна замолчала, вспоминая или пытаясь перевести на простой язык свои познания.
— Вы говорили о том, — напомнил Александр, — что если отвлечь внимание тела от физической боли, то она на время утихнет. То есть если у меня заболел зуб от вчерашнего «воспоминания», то понятно, почему боль утихла от вашего приборчика — он покалывает. Но почему она исчезла, когда вы начали что-то шептать и крутить рукой? Вот что мне не понятно!
— Мне тоже пока не понятен этот феномен. Этому заговору меня научила одна женщина: «Шла по белу полю цыганка с зубной болью. Ей цыган навстречу — сейчас тебя полечу. На конце кнута черная звезда, откуда пришла, уходи туда». Казалось бы, примитивнейший стишок, но всегда срабатывает. Я проводила клинические испытания в зубной поликлинике. Причем интересный момент: если чуть-чуть изменить слова, то эффекта нет. Если не делать круговые движения точь-в-точь, как меня научила знахарка, то эффекта тоже нет. Если все делается правильно, но не мной, а другим человеком, то тоже эффекта нет.
— Почему? — удивился Александр.
— Не был посвящен.
— А вы, значит, были?
— Да, знахарка провела ритуал передачи заговора.
— А вы разве не можете «посвятить» другого?
— Нет. Ритуал передачи она мне не передала.
— Почему? Что ей, жалко, что ли?
— Объяснила, что, отдав ритуал передачи, сама потеряет все способности. Поэтому передаст его перед смертью только тому, кто будет продолжать заниматься знахарством вместо нее. Скорее всего, одной из своих внучек.
— Надо будет спросить у Владимира, передавал ли ему дед какие-нибудь ритуалы.
— Кто это Владимир? — живо заинтересовалась Анна Даниловна.
— Ученик моего деда. А сам я, как в институт поступил, так деда больше и не видел. А Вовка у него учился.
— Значит, вам Ефим Андреевич не передавал свои знания? — удивленно и даже слегка разочарованно спросила Анна Даниловна.
— Нет, — пожал плечами Александр. — Ни одного заговора не знаю…
Анна Даниловна на некоторое время задумчиво замолчала, а потом спросила:
— Но Оксану-то вы лечили или Владимир?
— Я ж говорю: ей я только приступ снял, а все остальное она сама.
— Ну, а приступ-то как снимали? Без заговора, что ли?
— Без… — развел руками Александр.
— Но вы же мне вчера сказали, что дед научил вас одному приему.
— Сказал. Но это не заговор. И этот прием можно применять к разным случаям, а не к одному какому-то. Я даже на собаке его испытывал.
Анна Даниловна снова схватилась за тетрадку и ручку, но, нервно черкнув что-то, бросила:
— Я слушаю! Рассказывайте!
— Что рассказывать?
— Все! И про прием, и про привидения, и про вчерашнее погружение. Все-все-все!
Рассказывать «все-все-все» Александр закончил, когда солнце уже клонилось к закату. Точнее, не закончил, а был прерван. Анна Даниловна расстроено посмотрела на часы.
— Ох, Александр, у меня еще столько вопросов! — жалобно сказала она. — Но пора ехать.
— А возьмите меня с собой в город, — выпалил Александр, и сам испугался своей просьбы.
— Отличная идея! — воскликнула Анна Даниловна и радостно вскочила.
— Но… мне негде там жить…
— Это не проблема! У меня в лаборатории есть отличная кушетка. Собирайтесь!
— Завтра с утра вы на примере покажете мне, как действует этот ваш «кристалл», — сказала Анна Даниловна, когда они ехали в город.
— А разве можно проводить эксперименты на людях? — засмеялся Александр.
— Можно, если они согласны. У нас есть отделение, где людей лечат бесплатно, но за это проверяют на них действие новых лекарств и обучают студентов.
— Ужас!
— Вовсе нет! — возразила Анна Даниловна. — В это отделение всегда очередь. Малоимущие очень рады, что у них есть возможность быть полезными науке.