Наконец ей удалось стряхнуть с себя чувство безнадежности, а то ей иногда приходило в голову, уж не преследует ли ее злой рок. Почему-то вдруг вспомнился ее любимый лондонский Гайд-парк. Ей только мельком удалось увидеть его — это случилось в самый первый день после ее приезда в Англию. Почему-то сейчас он казался ей олицетворением спокойствия, и Белль решила именно с него начать рассказ о том, что случилось с ней в эти дни, и особенно о гнусном предательстве Марвелла. Понемногу она нашла в себе силы восстановить в своей памяти все события, расставив их по местам так, как это было в действительности. Ей казалось, она разговаривает с матерью. Рассказывая ей обо всех подробностях, Белль вдруг с удивлением обнаружила, что по-прежнему — каким бы диким это ни казалось! — находится под влиянием личности Стивена. Может быть, потому, что слышала за спиной его ровное дыхание, и это непонятно почему успокаивало ее — как мурлыканье кошки. И вот понемногу тревога, терзавшая ее, исчезла, напряженное тело постепенно расслабилось, веки отяжелели, и она стала погружаться в дрему.
Так что, видишь, мама, это наконец случилось. Будь ты сейчас здесь, ты могла бы своими глазами увидеть, как твоя дочь, увив себя ивовыми ветвями, оплакивает возлюбленного. Точнее, не столько облачившись в наряд из ивовых веток, а… Знаешь, мама, сказать по правде, я бы охотнее срезала несколько веток, чтобы хорошенько высечь себя за глупость. Конечно, не в буквальном смысле слова — вообще-то я никогда не испытывала склонности к самоистязанию, но сильно подозреваю, что у меня впереди достаточно времени, чтобы проклинать себя за то, что я натворила.
А заварилась вся эта каша только потому, что я (вероятно, от большого ума) вбила себе в голову, что все сойдет мне с рук, если я просто чуть-чуть подтолкну события — так, чтобы все вышло, как мне хочется. Видишь ли, я забыла, каким дьявольски упрямым и коварным может быть Стивен, если ему позарез что-то нужно.
Ситуацию, в которой я оказалась, можно было бы считать нелепой и смехотворной… можно было бы, если бы она не причиняла мне столько мучений. А тут еще Стивен как назло Упорно не желает понимать, что открытый вызов обществу повлечет за собой страшный скандал. Возможно, ему просто невдомек, что непременным следствием этого будет дурная слава. То, что представляется моему воображению, настолько Ужасно, что я все больше и больше прихожу к убеждению, что мое первоначальное намерение расстаться с ним было наиболее разумным.
Думаю, я должна быть благодарна, что все это еще не зашло достаточно далеко, чтобы привести к ситуации, «худшей, чем смерть», учитывая все те унижения, что мне неминуемо пришлось бы испытать. Но я уверена, что это всего лишь вопрос времени, а когда оно придет, вот тогда и случится, что смерть покажется мне избавлением. В устах поэтов все это выглядит довольно терпимым, но когда нечто подобное случается с тобой, начинаешь понимать, что смерть действительно лучше — по крайней мере она не настолько унизительна и позорна, как то, что ждет меня впереди. Надеюсь, что смогу оставаться твердой в своих намерениях и у меня хватит воли поступить так, как я считаю правильным. Думаю, ты сама посоветовала бы мне сделать именно это.
Покончив наконец с этим, Белль успокоилась и решила, что у нее будет еще время поволноваться по поводу тех несчастий, что поджидали ее впереди, а сейчас лучше выкинуть все это из головы и немного поспать. Однако, сколько она ни старалась, Морфей почему-то упорно отказывался раскрыть ей свои объятия. Все ее тело ныло от усталости, постель была удобной, перина — мягкой, и все же она от перевозбуждения не могла уснуть. Ну а виноват во всем был, конечно же, Стивен.
Медленно и осторожно перевернувшись на другой бок, Белль устроилась так, что могла видеть профиль спящего Стивена. Разглядывая его, она в конце концов была вынуждена признать, что его профиль обладает известной привлекательностью… ну, может быть, чуть-чуть резок и излишне сур да и то лишь потому, что капризная мода в те времена диктовала несколько иной эталон мужской красоты.
Осторожно, буквально дюйм за дюймом, она сдвинула прикрывавшую ее лицо простыню и принялась, затаив дыхание, рассматривать его немного хищный профиль. Как ни странно, даже сейчас, когда он спал, в лице его не было ни малейшего намека на ранимость, как это часто бывает у спящих. Но стоило ему улыбнуться во сне, как в памяти Белль вновь вставал ласковый мальчик, которого она, может быть, ошибочно, считала мягким и уступчивым по натуре. Он никогда не читал никому нотаций, никогда не принимался рвать и метать, как это делал ее отчим, и, возможно, именно поэтому было совсем несложно забыть, что и у него есть характер. Но даже сейчас, когда на губах Стивена играла какая-то непонятная улыбка, он казался ей суровым и даже безжалостным.
Женщина, менее мужественная и решительная, чем Белль, увидев такое выражение на лице своего стража, окончательно утратила бы всякое желание сопротивляться. Но Белль уже не раз приходилось сталкиваться с ослиным упрямством, столь свойственным представителям сильного пола. Она знала, как с ним бороться, и ничуть не боялась, что чья-то воля может вдруг оказаться крепче ее собственной. Для начала нужно решить, что делать. А потом не сдаваться и твердо стоять на своем.
Самое главное — не допустить, чтобы он дотрагивался до нее. Иначе все бастионы, которые она возвела вокруг себя, растают, как лед на солнце, в лучах его улыбки.
Вдруг ее внимание привлекла прядь темных волос Стивена, оказавшаяся неведомо почему у нее на подушке. Затаив дыхание, Белль протянула к ней руку, вся дрожа, обернула шелковистый локон вокруг пальца и застыла, потрясенная новым для себя ощущением.
— О Боже! — пролепетала она.
Сама не сознавая, что делает, Белль прижалась к ней губами. Итак, это вовсе не было сном! Ей вдруг вспомнился сладкий трепет, охвативший прошлой ночью все ее тело, когда ее руки зарылись в волосы Стивена, и Белль оцепенела. Стало быть, и все остальное, что она смутно помнила, тоже было явью! Она позволила ему целовать ее и таяла от наслаждения в его объятиях!
Как это ни грустно, но Белль пришлось признаться себе, что время, проведенное вместе со Стивеном, будет не так-то легко стереть в памяти. «Ах, почему мы не встретились при других обстоятельствах?» — с горечью подумала она. И дело даже не в его внешности. Белль давно уже поняла, что восхищается этим человеком: его острым умом, способностью мгновенно схватывать все на лету, упорным стремлением добиться большего, чем то, на что он мог претендовать из-за сомнительных обстоятельств своего рождения.
Но у судьбы на их счет были, по-видимому, совсем другие планы. Иначе вряд ли она свела бы их вновь при обстоятельствах, исключающих даже саму мысль о том, что они смогут стать мужем и женой. И как бы сильно ее ни влекло к нему, Белль знала, что ни за что не согласится выйти за Стивена — ведь их брак вызвал бы такой шум, что он неминуемо, | превратился бы в парию, отверженного. Двери светских гостиных, куда он так отчаянно мечтал попасть, навсегда захлопнулись бы перед ним. А общество, почти готовое принять его, невзирая на позор его рождения, отвернулось бы от него навеки. Светские ханжи и лицемерные блюстители морали с радостью раздули бы скандал, трубя о том, как небезызвестный Стивен Кертон подобрал жену в доках, да еще с погубленной репутацией. Все наперебой твердили бы, что бедняга женился на ней только потому, что ее отчим богат сверх всякой меры, и никому бы и в голову не пришло, что при данных обстоятельствах речь может идти о каких-то чувствах. Если бы нечто подобное позволил себе законный отпрыск аристократического рода, такое никого бы не удивило. А вот с герцогского ублюдка спрос совсем другой… Только глупец или сумасшедший в таких обстоятельствах может надеяться на лучшее.