– Довольно. Излучение действительно искусственное?
– На семьдесят пять процентов это можно утверждать определенно.
«Значит, все-таки русские… Понятно, почему они сидят тихо, как мыши… Черт! У них в заложниках двести тысяч американцев! Имей я такие козыри – тоже выжидал бы…»
– Обеспечьте мне связь с русским президентом. Немедленно…
«Рэйчел Фортинг, – внезапно всплыло у него в мозгу давно забытое имя. – Девочку звали Рэйчел Фортинг. Она до смерти боялась разных жуков и вечно таскала в школу целый портфель кукол… На выпускном балу я танцевал с ней вальс…»
* * *
Президент открыл глаза и долго не мог понять, что его разбудило. Часы на стене спальни утверждали, что проспал он всего каких-то двадцать минут, но ощущения были такими, словно сон длился не менее двенадцати часов.
«Может быть, я сутки проспал?..»
Нет. По-прежнему шкуркой полинявшей гремучей змеи свисает со спинки стула галстук, валяется посреди пола сброшенная туфля… За сутки вездесущая обслуга, движущаяся бесшумно и незаметная, как тени, несомненно, привела бы все в порядок.
Сон…
Обычно президент с трудом помнил увиденное во сне. Что-то там с особенностями психотипа… Но сейчас…
Ему снова пять лет. В квартире погас свет, и он с плачем бежит в коридор, чтобы переждать ужас при отсветах, падающих с лестничной площадки. Но небольшая хрущевская «полуторка» внезапно превращается в огромный замок, темный лабиринт, за каждым углом которого ждет невидимая, но от этого не менее страшная неизвестность. Ежесекундно ожидая, что когтистая лапа вопьется в плечо, а мягкое щупальце сдавит горло, он бежит и бежит вперед, давясь слезами. А тьма все не кончается и не кончается…
И вдруг впереди знакомо гремит ключ в замке и распахивается дверь.
– Сыночка! Маленький! Ты чего плачешь? Темно? Не плачь, пойдем…
Мама, милая мама… Спасительница и волшебница…
Она распахивает дверь на лестничную площадку… Нет, не на площадку, а на огромный, залитый летним солнцем ромашковый луг! Широкую бело-зеленую ароматную поляну под ярко-голубым небом… И все страхи исчезают без следа…
Мама умерла шесть лет назад, тихо и без мучений, во сне. Порвался какой-то важный сосуд. Врач сказал, что ничего нельзя было сделать.
Но президент впервые вспоминал об этом без горечи. Мама дала ему сейчас что-то такое, чего не хватало все последние недели.
И все-таки, что его разбудило?
Через несколько минут он услышал осторожные шаги за дверью и тихий стук.
– Да, войдите!
В узкую щель просунулось бледное лицо Рогачева.
– Президент Вельд на прямой линии…
* * *
– Ну чего, Санек, где твоя лафа?..
За прошедшее время завсегдатаи гаражного клуба любителей пива почти не изменились. Разве может что-то радикально изменить битых-перебитых жизнью мужичков?
В полуоткрытой двери гаража завывала февральская поземка, но мужиков это ничуть не смущало. Во-первых, одеты все были добротно, по-зимнему, а во-вторых – за спинами любителей пива, втиснутый в закуток за багажником новеньких «Жигулей», весело потрескивал электрообогреватель. А то, что пивко ледяное, так это даже лучше!
– Ладно, Гринь, подкалывать-то! – вступился за приятеля, погрузившего усы в белую шапку пены, краснолицый крепыш с лицом, словно вытесанным одним топором. – Ну не удалось подхарчиться у америкосов, что с того? Сами с усами! Видал, какую Санек тачку отхватил?
Позапрошлогодние мечты оказались пустым звуком… Да ну и фиг с ними: за «перестройку» с «демократией» уже столько планов и прикидок развеялось в пыль, что и счет им потеряли честные работяги. Главное, что с голоду не померли, пиво хуже не стало, а талоны на водку вводить не собираются. Да и промышленность местная, несмотря ни на что, вместо того чтобы окончательно загнуться, помаленьку вроде бы как выправляется. И вообще… С самого августа цены на нефть упрямо лезут вверх, в бюджетах заводятся денежки, идут заказы… И в магазинах, конечно, цены подросли, но не настолько, чтобы вопить «Караул!»
– Отхватил… – проворчал Санек, оторвавшись, наконец, от ополовиненной кружки. – Как доллар обвалился, я уж, было, хотел какую-нибудь «японку» престарелую отхватить, чтобы деньги не сгорели… Хорошо шуряк отговорил.
Долларами, конечно, как пророчили в августе со всех экранов, стены оклеивать не пришлось, но упала заокеанская валюта после того, как «гикнулись» в тартарары две с лишним сотни тысяч американцев вместе с тридцатью тысячами наших и какой-то там мелочью прочих капитально. За «зеленый» после новогодних праздников давали чуть больше двадцати рублей, и от того, что цена колебалась на двадцать-тридцать копеек то в «плюс», то в «минус» ежедневно, в «реанимацию» как-то не очень верилось. Опять же цены на нефть полста баксов за бочку…
– Как думаете, мужики, – сменил тему краснолицый Леха. – Откроется та дырка на тот свет или нет? Я слыхал, что, мол, наши специально закрыли, чтобы америкосы не шибко рыпались. Видали, как Вельд ихний сразу гонор потерял, нашему в ножки поклонился?
– Поклонишься тут, когда целую армию как корова языком… – раскупорил очередного двухлитрового «поросенка» родного «Кедровогорского ядреного» Григорий, щедро наливая в протянутые кружки.
– Да побольше армии… Наших вот только жалко. У Федьки Новикова зять там оказался.
– Ага. И у Горшковых кто-то…
– Да что говорить – жалко парней. Я вот тоже, как рекламы эти посмотрел по телику, грешным делом думал собрать манатки да туда податься с Танюхой своей. Домик срубить, распахать пашенку…
– Вот и подался бы… На тот свет.
– Ладно. Давайте, мужики, не чокаясь…
– Ты что как о покойниках-то?
– А они кто по-твоему? Полгода, как ларчик захлопнулся, и ни слуху, ни духу.
– Может, живы еще?
Леха задумчиво отхлебнул из кружки и вытер пышные белые усы под носом.
– Может, и живы… Я в газетке читал, что место это… ну Парадиз… Может за миллионы верст отсюда быть. В другой Галактике где-нибудь. Или вообще в прошлом… Так что, они для нас сейчас все равно как покойники. Однако думаю, что наши-то там выживут. Наш человек живучий.
– А американцы с прочими французами на стену, небось, лезут! Как же: ни тебе свежей газетки, ни мороженого с кока-колой…
– Да брось ты злорадствовать-то! Тоже люди. Помянем.
– Кто ж пивом-то поминает? – поднялся на ноги Санек и, пошуршав где-то в темном углу за машиной, вернулся с чуть запыленной бутылкой водки, початой, но надежно заткнутой туго скрученной бумажкой. – Во! Не прокисла хоть?
– Сейчас проверим! – оживились мужички, спешно допивая пиво…
На город опускалась ранняя зимняя ночь, зажигались огни в домах. Далеко-далеко ветер выл в расселине между ровно стесанными скалами, заметая палатки по обе стороны гряды. Палатки, в которых терпеливо ждали чего-то и все еще надеялись на чудо. Надеялись, хотя вера в чудо с каждым днем все убывала и убывала…