– Товарищи, – сказал он. – Пока время есть, должен поставить всех в известность. Малый совет взял на себя волевое решение прекратить деятельность всех ревизоров, инспекторов и наблюдателей, прибывших вчера-сегодня в Союз.
Зал зашумел: большей частью – «Давно пора было», меньшей – «И где они теперь?». Сам факт волевого решения, не согласованного с общественностью, большой совет принял как должное. Это плохо стратегически, но хорошо тактически. Продолжим.
– Основания всем понятны: не только действия проверяющих, направленные на закошмаривание и срыв нормальной работы, но и чрезвычайный режим, в который нас поставило начальство этих ревизоров. Транспортная блокада, продовольственная, все такое. Содержать любых нахлебников в таких условиях слишком накладно, а уж пятую колонну на своем горбу таскать – как-то совсем... Поэтому мы всю эту братию аккуратненько собрали и отвезли в район.
– Не возражали они? – спросили из второго ряда.
– Макс, слышишь? – сказал Баранов, выводя звук на общий доступ. – Народ интересуется: как там ваши пассажиры, не возражали против досрочного возвращения?
– Да не, – сказал Макс. – Мужики нормально, только налоговый на прощание какие-то ужасы рассказывал. Пешком ходить не любит, хотя мы их почти до КПМ добросили, дальше уж, сам понимаешь. Тети вот лютовали. У нас, короче, не дети, а упыри и птеродактили растут, это если коротко.
Зал хохотнул. Союзных детей знали все – и понимали изысканную приблизительность тетиной аттестации. Не смеялся, насколько успел заметить Баранов, только Поливаев, легендарный Петрович с шахты. Были, видимо, причины, и Слава, который провел у ребятишек всего один урок, ни за что не согласился бы узнать эти причины как следует.
«Союзник» булькнул. Баранов посмотрел на экранчик, удивился, сказал:
– Ну ладно, Макс, спасибо, возвращайтесь скорее, ждем.
Вернул сигнал в частный режим, жестами попросил Егоршева подменить на пару минут, отошел вглубь подмостков и сказал:
– Да, Макс. Что случилось?
– Слав, за нами, по ходу, колонна идет. То ли инспектора эти вернуться решили, то ли новая волна пошла. Ты же говорил, следаки могут быть.
– Машины не армейские?
– Да не, это я про колонну наврал. Там пара стандартных вездеходов и такой фургон, как у геологов.
– Уф. И то слава богу. Вас там сколько, напомни.
– Четыре машины, восемь человек.
– Куда столько-то? – удивился Баранов, но сразу вспомнил. – Ах да, этих же как тараканов набежало. Они точно за вами едут? Вы где сейчас?
– Двести сороковой километр. Может, за нами, может, на промплощадки или к шахтам.
– Ага. Ну, значит, прямо сейчас отрывайтесь, на двести тридцатом точка есть с сужением.
Макс сказал в сторону: «Андрюх, слышал? Отрываемся. Ребятам репетуй». Баранов продолжил:
– Там трассу блокируйте и все, дальше не пускайте.
– Как объяснять-то, почему не пускаем?
– Это наша земля, граница на замке, все такое. Короче, ты говори все подряд, а в правильные слова само сложится, уж не сомневайся. Со связи не уходи, чтобы я все слышал. Сейчас я к вам еще ребят пошлю, а в течение минут десяти решение совета обеспечу, так что не подкопается никто. Понял?
– Понял. Если они со стволами, что делать?
Баранов аж руками всплеснул, чего сроду не делал:
– Саш, блин. Ну что делать? Грудью на стволы бросаться. Ну пропускать их, что еще делать-то? И нам сразу сообщать. Говорю, связь не отрубай.
– Понял, не заводись. Всё, мы на месте, разворачиваемся.
– Ни пуха, – сказал Баранов, дождался ритуального ответа и по стеночке пошел к скамье, на которой сидели Рычев с Камаловым.
Новость они встретили одинаково и странно: переглянулись, заулыбались и откинулись затылками на стенку. Камалов покосился на Рычева и сказал:
– Как рассчитываться будем?
Рычев потрубил в губу и попросил:
– Погодь, может, это не следственный комитет.
– Ну, погожу, конечно. Десять минут погоды не делают. Но лучше уже сейчас ребятам подмогу отправлять.
– Да я уже отправил, – сказал Славка, чувствуя, как плавно съезжает с ума от попыток одновременно уследить за нитями этой странной беседы и невнятным разговором, который вел с кем-то Максим. – Пока группы Рафа и Серого, который Нефедов, дальше видно будет. Может, всем колхозом срываться придется. А о чем речь вообще?
Теперь Рычев покосился на Камалова, а тот прикрыл глаза и пробормотал:
– Предлагаю сказать.
Рычев откашлялся и начал:
– Понимаешь, Слава. Следственный комитет при некотором стечении обстоятельств имеет веские причины для того, чтобы прибыть сюда. А мы, в свою очередь, имеем веские...
Камалов открыл глаза и сказал:
– Максим Саныч, вы позволите? Я попробую короче.
– Давай, – согласился Рычев с облегчением.
Камалов, не отрывая затылка от стены, а взгляда – от Баранова, сообщил:
– Слава, штука такая. Кузнецова приняли за убийство не случайно. Тех орлов, оказывается, действительно грохнули и зарыли не очень далеко отсюда. Не знаю, сам Кузнецов сдуру проболтался или следаки еще откуда данные получили – версия с родственниками выглядит вполне правдоподобно, а время появления заявы – логично. Вот, короче, по-любому Кузнецова активно колют по этому направлению. И у него был выбор: или играть в Витю Коробкова, что маловероятно, или в Павлика Морозова. В первом случае у нас было некоторое время, чтобы подготовиться к визиту следаков. Мак Саныч за этот вариант выступал. И со мной поспорил, я бы даже сказал, устыдил...
– Ладно, ладно, – сказал Рычев.
– Ага. В общем, следаки, похоже, уже приехали. Похоже, точно зная куда. И мы знаем, от кого они знают. Поэтому как юрист всячески рекомендую их до места не пускать. Без тела нету дела и все такое. Понятно?
– Понятно, – сказал Баранов будто на автомате. – Блин, смелые следаки пошли. Ладно, пусть приближаются, суки, мы им покажем.
Мотнул головой, будто стряхивая воду с носа, и спросил:
– Не понял, а кто убил-то?
– А вы и убили-с, – пронзительным шепотом вытолкнул из себя Камалов.
– Дурак? – без выражения спросил Баранов.
– Дурак, – согласился Камалов. – Извини, психую. Кто отвозил, короче... Там относительно честная история была: одного там резать начали, Игорю ключицу сломали, помнишь, в лонгетке бегал?
Баранов пожал плечами, поискал какое-нибудь место, чтобы сесть, присел на корточки и беззвучно сказал:
– Копать-колотить. Что делать-то теперь?
– А теперь нечего делать. Тогда еще можно было что-то – самооборона, все чисто. Но тогда политический момент был, инаугурация – нельзя было портить. Игорь только Мак Санычу да Кузнецову, что характерно, сказал. Я сам вот только узнал. Так что, говорю, делать нечего – только в перепрятушки играть, а лучше вообще никого никуда не пускать. Первым Игорь с утречка займется, а по второму пункту давай-ка вместе... Ты куда?