Родионов потоптался и все-таки спросил:
– Почему?
– Да потому, что все, конец операции «Сатурн». Недолго мучилась старушка. Решен вопрос.
– Кем?
Дьякин с сочувствием посмотрел на него и серьезно ответил:
– Не нами. И уж не ими. Им только торговаться осталось. А поводов для торговли ты надарил – бакинский базар позавидует. Ладно, ладно, не дуйся. Не ты, мы все дали. А что за решение, не скажу, извини. Завтра узнаешь. А пока государственная тайна. Не могу, сам понимаешь.
– Ничего не понимаю, ерунда какая-то, – сказал Игорь. – У меня да, есть причины к Кузнецову с нехорошим чувством относиться – он мне лучший друг был, а теперь выясняется, что и не друг, может, а так, маскировочная сетка или, вернее, стеночка, от которой отталкиваться можно. Но с тобой-то он себя честно вел.
– Честно? – вскинулась Даша, но продолжила без надрыва: – Это как раз нечестно. Если он про себя что-то врал или утаивал, значит, вообще все было враньем.
– Ну, это некорректное обобщение.
– Бравин, что ты об обобщениях вообще знаешь? Или на курсах охранников теперь и философии учат?
– Даша, я помню, что у тебя образование лучше, чем у меня и вообще любого отдельно взятого человека. Но между тотальной ложью и маленьким секретом есть довольно существенная разница. Особенно в делах мужчина–женщина.
– Наоборот.
– Ну, не знаю. Алик вон и не за это жену простил.
Даша, отвернувшись, процедила:
– Не называй это имя при мне.
Игорь нарисовал пальцем на столе звездочку и сказал:
– Через полгодика при тебе вообще ни одно мужское имя назвать будет нельзя.
– Свинья, – сказала Даша с отвращением.
Игорь пожал плечами:
– Да не дергайся так, я при тебе вообще никогда ничего называть не буду, минутку могла бы и потерпеть. Даш, это ненормально, понимаешь: отношения по уставу строить. Мы же не в армии и не в этом самом, не в сериале, это там герои во второй серии берут друг друга за руки и всё-всё про себя рассказывают. Такое только в гестапо бывает и у католиков на исповеди. Если человек тебе симпатичен и ты ему симпатична, – это достаточное условие для чего угодно, но не для того, чтобы сразу требовать всю изнанку.
– Ты, Бравин, ни фига не понимаешь в делах мужчина–женщина.
– В этом никто не понимает, и я, да, особенно. Но я ничего и не требую особенно. А тебе будто не жизнь нужна, а чтоб все по линеечке. Это, видимо, компенсация природы за ум и красоту.
– Не требуешь, значит? А у тебя и оснований особых требовать нет. Ты мне несимпатичен.
– Даш, я и так уйду, можно без лишних свар обойтись.
– Куда ты уйдешь? – Даша приподнялась, но тут же заметно рассвирепела и пообещала: – Не уйдешь, а улетишь сейчас.
Игорь быстро шагнул к ней, забрал ее ладони, подвел свой нос вплотную к Дашиному и сказал, дыша перечной мятой:
– Дашенька, милая, ты очень хорошая девушка. Ты кому угодно счастье можешь подарить, и сама счастливой будешь, но пока все наоборот получается. Поменяй подходы, и будет счастье. Поняла?
Даша попыталась вывернуться, оттолкнуть Игоря и сказать ему что-нибудь беспощадное, но обнаружила, что мягкий его захват не позволяет ни дернуться, ни уверенно разговаривать. Она прошипела:
– Пусти.
Только это и сумела.
– Да разве ж я держу? – сказал Игорь. – Это мой принцип такой: если один говорит, другой внимательно слушает. Особенно в делах мужчина–женщина. Нравится?
Даша дернулась и застыла, пытаясь понять, где и почему так пугающе натянулось.
– Не нравится, – констатировал Игорь. – И мне тоже не нравится. Извини, отвлекусь на секундочку. Да. Да, конечно, слушаю. Так, во сколько? Через полчаса? Успею. Понял-понял, кого успею, предупрежу или захвачу. Все, до встречи. Даш, большой совет через полчаса. Со мной не поедешь? Я так и думал почему-то. А что ж ты молчишь, не киваешь, глазками сверкаешь? Неприятно, да? Видишь, как бывает с принципами, особенно в делах мужчина–женщина. Видишь? Запомни. Это мой тебе подарок на прощание.
Даша костенело смотрела в ту часть потолка, к которой смогла отвести взгляд.
Игорь усадил ее на место, поцеловал руки, уложил их на дернувшиеся Дашины колени и пошел к выходу, не оборачиваясь.
* * *
Выход был расположен неудобно – за ремонтными окопами, распахавшими Ленина вдоль всего сквера Кирова. Данила даже решил, что это ж-ж-ж неспроста, и боковые стороны центральной площади тоже будут блокированы ремонтом, закрытой ярмаркой или бесхитростными конными нарядами. Но нет. Рабочая была чиста и свободна, милиция парой пеших околышей маячила совсем вдали, под окнами обладминистрации, а народ у газона уже собирался. Опять не первый, с неудовольствием подумал Данила, но, подойдя поближе, успокоился. Вдоль вымерзших цветочков прогуливались смутно знакомые ребята, то ли продавцы, то ли охранники центрального «Союзторга», один, по крайней мере, точно, Данила его в выходные видел, когда за приводом к трехмерке заходил. Данила решительно подошел к группке из пяти человек, вскинул кулак к плечу и сказал:
– Alliierten Front! [25]
Приветствие, которое Данила сам же и ввел прикола ради в игре «Восход-21», никогда не было официальным, но растеклось повсюду.
Один вздрогнул, трое оглянулись с неудовольствием, самый молодой усмехнулся и ответил, не поднимая, впрочем, кулака:
– Sowjetische Macht. [26] «Rote Fahne» [27] подтягивается?
– Пока только я, но да, подтянутся. Попозже много будет.
– Это уж точно, – сказал парень и не ошибся.
Через полчаса на площади негромко топтались уже с полтысячи человек, довольно молодых, спокойных и доброжелательных. Данилову попытку закурить окружающие пресекли тоже спокойно и доброжелательно, так что он, вопреки обычаю, не полез ни в драку, ни в словесную бутылку, а невозмутимо, будто обученный, вернул сигареты на место и через пять минут заставил подражать себе опоздавшего, как всегда, Никиша. Остальные ротэфановцы держались как «Красная капелла» на первом допросе. Авансом, так сказать.
«Союзторговцев» Данила из виду потерял давно, но в какой-то момент тихое течение, перемещавшее людские массы мимо постамента, пронесло его мимо открывших мероприятие ребят. У них тоже случилось пополнение, причем двое из прибывших – крепкий коротко стриженный мужик в костюме под пальто и пригожая девчонка, вцепившаяся в локоть того молодого, – взглянули на Данилу одновременно и с нелюбовью. Что за дела, Данила не понял, хотел было выяснить, но решил, что собрались не для того, – и поплыл по течению дальше.