Я удивленно взглянул на него. Египтолог перехватил мой взгляд и улыбнулся. Мне не хотелось ему отвечать — и не только из-за своих подозрений. Чем меньше я обсуждал эту тему с людьми, тем слабее ощущал на себе влияние астрариума. Гермес посмотрел на меня с интересом.
— Оливер, вы выслушали историю механизма: астрариум непреодолимо тянет тех, кто хочет управлять происходящими вокруг них событиями. Он способен изменить ход истории. — Египтолог вздохнул. — Но вы сваляли дурака: в своем стремлении подчинить все логике бросили вызов мощи устройства.
— Может, и так, — коротко ответил я, по-прежнему не желая признаваться, насколько увяз в этом деле.
— Ахиллесова пята ученых в принципе: ничто не достоверно, пока не доказано. Эмпиризм Ньютона погубит мир. Астрариум, Оливер, — это реальность независимо от того, способны вы это доказать или нет, зато он может вынести вам приговор. Древние египтяне верили, что некоторые материалы обладают субстанцией души; если говорить по-вашему, научным сухим языком — электромагнитными вибрациями, силовыми полями. Они конструировали из этих материалов священные предметы, а затем при помощи колдовства вдыхали в них жизнь. Сколько времени вам отвела машина?
Обыденная серьезность тона археолога, его непререкаемая вера в могущество астрариума начинали меня пугать. Я чувствовал, что астрариум взял власть над моей жизнью, но какая-то часть моего существа продолжала надеяться, что это всего лишь следствие недавних событий, горя и многих бессонных ночей. Я колебался, а затем решил, что не будет вреда, если я открою Гермесу еще несколько деталей.
— Появилась вторая стрелка, но это ровно ничего не значит — с таким же успехом она могла указывать на дату через две тысячи лет. — Я изо всех сил старался, чтобы мой голос звучал небрежно.
— Сколько? — не отступал Гермес.
— Восемь дней.
— Оливер, я могу это остановить. — Он пристально на меня посмотрел.
— Изабелла не смогла.
— К тому времени, когда она нашла устройство, было слишком поздно. Вы сами это понимаете.
— Я понимаю одно: полученная мной информация весьма необычна и непривычна, поэтому у меня появились опасения, что я теряю рассудок. — Пытаясь замаскировать растущий страх, я говорил официально. — До этого за мной гонялись две разные группировки, и каждая была готова на все, только бы заполучить артефакт. А теперь, похоже, и сам астрариум начал на меня охоту.
— В тот момент, когда вы, непоколебимый рационалист и поклонник устоев познанного мира, повернули циферблат и установили дату своего рождения, всплыли все ваши сомнения, — задумчиво заметил египтолог. — Вы ввязались в чужую магию, и теперь машина определила вашу судьбу. Я способен вас спасти. Отдайте мне ее.
Его голос приобрел гипнотический ритм: голубые полутона отбивали такты на фоне фиолетового. В комнате потеплело, полоски солнечных лучей протянулись по низкому кофейному столу. Большая муха жужжала и слепо билась о стекло. Я откинулся на подушки и закрыл глаза. К макушке мерцающей пульсирующей массой поднялась накопленная в последние дни валящая с ног усталость. Как было бы просто: отдать астрариум, улететь в Абу-Рудейс, искать инвестора, а затем разрабатывать с ним открытое месторождение. То есть жить своей обыкновенной жизнью. Мерцающая масса из ослепительно белой превратилась в багровую, а затем начала кровоточить: крупные капли безжизненно падали вниз и собирались вместе, образовывая сердце Изабеллы. Затем сложились в красные губы Рэйчел. Я сел и заставил себя разлепить веки.
— Амелия упомянула в лекции, что Нектанеб загадочно исчез. Что произошло с ним в конце его правления?
— Я вижу, Оливер, вы все-таки начали пользоваться своей интуицией. — Гермес хотя и неохотно, но одобрительно кивнул.
— Разве?
Он снисходительно улыбнулся:
— Официально правление Нектанеба завершилось в триста сорок третьем году до нашей эры, когда персидский военачальник Ох напал на Пелусий. Согласно Диодору, за этим последовали массовые жестокости и избиения людей, и фараон против воли покинул гранитный дворец, который построил на своей родине в Бехбейт-эль-Хагаре…
— Следовательно, Нектанеб все-таки исчез?
— По неофициальным данным, бежал. Предположительно в Южный Египет или, возможно, в Эфиопию. Интересный факт: его пустую гробницу никогда не пытались ограбить, и она все эти тысячи лет так и стоит нетронутой и ждет возвращения фараона.
— Но какое это имеет отношение к астрариуму?
— В качестве средства предсказания он ему только повредил, как теперь вредит вам. Это потому, что Нектанеб не сумел его обуздать. Строго говоря, опасность в том, что у астрариума нет истинного хозяина.
— Но что случилось с фараоном? Разве астрариум не предсказал его смерть?
— Это великая тайна. Свидетельств смерти Нектанеба не существует, и находятся такие, кто утверждает, что он до сих пор живет среди нас.
«Некоторые считают, что он дожил до наших дней», — отозвались в моей памяти слова Хью Уоллингтона. Абсурдная гипотеза, и странно, что оба этих человека о ней заговорили. И почти одними и теми же словами.
— Вы же знаете, что такое невозможно. — Я старался не упускать нить разговора. — Астрариум не в состоянии дать человеку бессмертие.
— Неужели? — с улыбкой ответил Гермес. Я смотрел на него и молчал. А затем резко поднялся, сознавая, что напуган возможностями астрариума бесконечно сильнее, чем раньше. — Если вы убеждены, что устройство не обладает никакой силой, тогда и беспокоиться не о чем, — почти самодовольно продолжил египтолог. — Отдайте мне устройство — так будет надежнее. Или по крайней мере позвольте быть вашим наставником. Что вы теряете?
Я колебался. Можно ли доверять Гермесу? Я помнил, что Франческа не его, а Амелию винила в том, что она дурно влияла на ее мужа. Может быть, Гермес на самом деле тревожился за Изабеллу. Но в таком случае он не должен был допускать, чтобы Джованни вовлекал ее в свои ролевые игры. Так бы поступил любой человек. Нет, я не могу ему поверить — пока нельзя.
Я подошел к двери. Над ней висели папирусы с нарисованным на них иероглифом. Рисунок изображал четвероногое существо, которое я видел уже дважды за последние два дня. Гермес проследил за моим взглядом.
— Это Сет — бог грома, хаоса и мести. Некогда он правил Египтом после того, как убил своего брата Осириса и низверг с трона племянника Гора.
— Я его знаю.
— Как же не знать? Христиане, объявив его нечистой силой, низвели до образа Сатаны.
Я запер дверь своего убежища над парикмахерской и снова распаковал астрариум. Немного посидел, посмотрел. Приблизился ли я хоть на сколько-нибудь к осуществлению грандиозного плана Изабеллы? Она говорила, что существует место, предназначенное для астрариума. Но где такое место? Я опять перебрал в уме основные моменты лекции Амелии: устройство создано для Рамсеса III, затем было похищено Моисеем, чтобы раздвинуть воды Красного моря, после чего, терзаемый чувством вины или страхом перед местью Исиды, он оставил его в стоявшем в Синайской пустыне храме. Затем его искала и нашла Банафрит, но позже потеряла Клеопатра, так и не решившись воспользоваться инструментом. Наверное, знала, что он способен изменять события и судьбы не только к лучшему, но и к худшему, навлекать беды на того, кто им пользуется, и даже обрекать на преждевременную смерть. Но каким образом связан с устройством бог Сет? Является ли он всего лишь наконечником стрелки смерти или сам принимает участие в темных деяниях устройства? Головоломка с каждым днем становилась все сложнее, но у меня по крайней мере появилось ощущение, что собраны все составляющие. Вопрос лишь в том, как их правильно соединить, чтобы получить осмысленный образ. И теперь я знал, на кого работает Мосри и зачем им понадобился астрариум. Мне предстояло еще многое выяснить о представлении в катакомбах и занятиях Джованни двадцать лет назад. Но самое главное — понять, пока не истекло и мое время, как хотела поступить с астрариумом Изабелла. Я заставил себя вглядеться в механизм. Взгляд нехотя остановился на стрелке смерти — она не изменила своего положения. Теперь тихое тиканье магнитов казалось мне необратимым бегом к концу. Внезапно почувствовав приступ паники, я ухватился за стол. «Успокойся и мысли здраво», — уговаривал я себя.