– Майкл, заткнись! – крикнул редактор.
– Эти господа уже заткнули меня и вас, уничтожив тираж газеты.
Фэбээровец подошел к репортеру и схватил его за ворот пиджака.
– Ты знаешь, кто такой Джей Нингел?
– Человек, который писал статьи о Капоне.
– Не человек, а репортер. Он получал в редакции шестьдесят долларов в неделю, печатая портреты Капоне и восхваляя его на все лады. А потом он стал покупать себе новые машины, дома и менять подружек.
– Отпусти!
Джи-мен убрал руку, но не замолчал.
– Ты купил себе новенький «шевроле», Кэрр.
– Я получил деньги от страховой компании за работу. Я плачу налоги и не скрываю доходов!
– Джея Нингела нашли на улице с простреленной головой. Он слишком много знал о Капоне.
– А может быть, его статьи не понравились джи-менам?
– Смотри, Кэрр, по краю пропасти ходишь. Ты у нас на особом счету. Тебя почему-то очень любят преступники, а они никого не любят!
Парень в черном костюме взял с дивана шляпу и вышел из кабинета редактора.
Мэр покосился на руководителя газеты.
– Я не удивлюсь, Хэнк, если твою лавочку прикроют. На арест тиража дал добро Фостер. Он выписывал ордер. – Мэр подошел к Майклу и положил ему руку на плечо. – После того как скинули большого Билла, к мэрам Чикаго не испытывают доверия. Но я могу тебе одно сказать, сынок. Ты сам виноват в этой истории. Интервью ты брал вчера утром, статью написал днем, газету верстали ночью. Тираж был готов в пять утра. А в пять десять приехала орава джи-менов с ордером на арест тиража, подписанным окружным прокурором. Когда это, интересно знать, он его подписал? Ночью? Нет. Я думаю, что вчера вечером. А теперь подумай, кто знал о твоей встрече с Дэйтлоном. Я не думаю, что гангстер сам себя заложил. Ему твой материал понравился бы.
Мэр взял свою трость, надел шляпу и, перед тем как выйти, добавил:
– Особые материалы должны по-особому готовиться. Учтите это, господа! Если рупор не кричит, значит, он засорился и его необходимо прочистить! Успехов, господа!
Хэнк Майер почесал затылок.
– Он прав, черт подери! Когда охота в самом разгаре, интервью с жертвой – это выстрел в спину охотников. Дэйтлон рассчитывал на этот выстрел. Значит, он выдыхается!
– Черта с два! А почему мы должны стоять на стороне охотников? Мы что, орган ФБР или прокуратуры? Мы частная независимая газета.
– Наш владелец не настолько богат, чтобы воевать с федеральным правительством. Если начнутся судебные тяжбы, он их не выдержит.
– Идиотское положение! Ни одного номера не осталось?
– Ни одного. Они принимали тираж с конвейера. Ладно, Майкл, будем надеяться, что тебе еще раз повезет.
Кэрр вышел из кабинета и спустился в типографию. Здесь никого не было. Смену распустили. Он прошел в конец цеха и, нагнувшись, сунул руку под пожарный ящик с песком.
Реллер сдержал слово. Тонкая стопка газет лежала под ящиком, но Кэрр не решился забрать газеты – опасность еще не миновала, и он оказался прав. При выходе на улицу к нему подошли двое здоровяков и, не предъявляя документы, обшарили его с ног до головы и проверили сумку. Кэрр хорошо помнил, как у него вынули пленку из аппарата, и уже имел горький опыт, а сегодня этот опыт вырос вдвое.
Дэйтлон чувствовал, что его расчеты не оправдались. Он не считал, что сделал много ошибок, но он был недостаточно тверд. Руководить такой авторитетной командой непросто. Тут мало собственного авторитета и явного либо скрытого превосходства. Тут нужны железная воля и твердый кулак. Он же старался приравнять себя к остальным и вести дела демократическим путем, коллегиально, сообща, не ущемляя чьих-либо прав и пожеланий.
В итоге все свелось к тому, что чаши весов выровнялись, и он не чувствовал уже перевеса на своей стороне. Противник всегда имел преимущество в силе, а он во внезапности.
Но жизнь не стоит на месте, законники начали действовать активнее, предугадывая некоторые его ходы, и в конечном счете объявили ему открытую войну. Но если копы могли смириться с потерями, то он нет! У него не было замены, у него падала дисциплина, ореол Робин Гуда рассеивался, и он превращался в стандартного грабителя. Интерес публики к нему угасал. Слишком много трупов. Война велась на улицах, а значит, невинные жертвы были неизбежны. Да, его расчеты не оправдались. Он не протянет и года! Месяц или два – его предел, и то при благоприятных обстоятельствах.
Джо пришел очень взволнованным. Калитку ему открыла Тэй. Если бы негры умели бледнеть, то можно было бы сказать, что парень побелел.
– Неприятности? – коротко спросила Тэй.
– Да, мэм.
– Идем к Крису.
Дэйтлон сидел в кожаном кресле гостиной и тупо смотрел в никуда. Слим, расположившись на ступеньках лестницы, вырезал из сучка свистульку.
Когда в гостиную вошли Джо и Тэй, Дэйтлон, не оборачиваясь к ним, спросил:
– Что произошло?
Джо обошел кресло и сказал:
– Звонок очень тревожный! Обычно этот человек говорит спокойно, а сейчас я слышал тревогу в его голосе.
– Нетрудно понять. Подходит время следующей выплаты, а он не очень-то справляется с делами. Навряд ли он способен помогать нам после объявления войны. Все, на что он теперь способен, – это на предупреждения. Вот я тебя и спрашиваю, о чем он предупредил?
– Он предупредил, что «куколки запели». Он сказал, что вы поймете, о чем речь.
Крис ударил сигарой о пепельницу и раскрошил ее в порошок.
– Что он еще сказал?
– Он сказал, что мисс Майра живет на Линкольн-стрит, дом 3216, и там ждут гостя к шести часам вечера. Затем он сказал, что мисс Патти дала адрес фермы Ирвина Гровелла.
– То, что их сцапали, моя вина. Их надо было брать с собой или уничтожить.
– О чем ты говоришь, Крис? – вмешалась Тэй. – Кого уничтожить? О каких женщинах идет речь?
– Это шлюхи Джака и Чеза. Легавые их взяли в мотеле «Атланта», и они продали с потрохами своих кумиров, которые из куска дерьма сделали их независимыми белыми женщинами. Мы можем быстро собрать людей… Черт! Который час?
– Пять, – ответил Слим.
– Я всегда был против того, чтобы люди жили в разных местах. Такая роскошь не позволительна в нашем положении.
– Извини, Крис, но раз ты сам пошел на поводу у своих людей, то незачем сейчас об этом говорить, – заявила женщина. – После твоего возвращения из Краун-Пойнта не ты ли сказал, что если нас всех здесь накроют, то некому будет освобождать нас? И ты прекрасно знаешь, что теперь собрать людей даже в экстренном случае в короткий срок невозможно. С нами оставался Тони, но ты отпустил его на две недели навестить дочь и дал ему в провожатые Чико. Ни одно твое решение за последний месяц не принесло положительных результатов.