— Ее величество убыли в столицу? — спросил Калиостро у Глинского, закусывая кисленькое винцо зайчатиной.
— Императрица находится в своем поместье в пятидесяти верстах отсюда, — неохотно откликнулся граф.
— Я так понимаю, что ваша встреча с оракулом не состоялась?
— Вы правильно понимаете, Калиостро. Оракулу нужна диадема, теперь она у нас есть. Я уже послал гонца к ее величеству. Думаю, что сегодняшней ночью удача от нас не отвернется.
Ярославу очень хотелось спросить, зачем оракулу понадобилась диадема, но он промолчал, боясь насторожить и без того взвинченного Глинского. Куда более перспективным ему казался разговор с Катюшей, которая, надо полагать, не станет ничего скрывать от любимого человека. Любимым человеком сестры графа Глинского был, разумеется, не детектив Кузнецов, а лейб-гвардеец Друбич. И когда после завтрака Катюша выразила желание прогуляться по саду, Ярослав с удовольствием вызвался ее сопровождать.
Надо сказать, что окрестности дворца Глинских выглядели весьма живописно. Кузнецов получил немалое удовольствие, прогуливаясь с дамой по парковым аллеям. Как человек городской, он с трудом отличал липу от осины и ясень от дуба, так что консультации Катюши пришлись как нельзя кстати. Передохнуть они остановились в беседке, расположенной в самом уютном и потаенном уголке парка. Отсюда открывался вид на реку и чудесный пустующий пляж. Ярослав вслух пожалел, что за делами и заботами так и не удосужился за два дня окунуться в речку, хотя погода явно к этому располагала. Катюша никак на слова Ярослава не откликнулась. Просто стояла, опершись рукой на перила, и смотрела на медленно бегущую воду. Поручику Друбичу самое время было ее поцеловать, но для Ярослава трудность состояла в том, что он был все-таки Кузнецовым. Уставшая ждать Катюша сама проявила инициативу, и Ярослав с охотою откликнулся на ее зов. Возможно, они не ограничились бы объятиями и поцелуями, но мешала непривычная одежда. Катюша спохватилась первой и отпрянула от чрезмерно увлекшегося поручика.
— Всему свое время, Друбич. Николай обещал дать согласие на наш брак, когда эта история благополучно завершится.
— Я делаю все, что в моих силах, — вздохнул Ярослав, — хотя не совсем понимаю, кто он такой, этот оракул, и почему императрице так необходимо знать его мнение.
— Мне тоже многое непонятно, Друбич. Но Николай знает больше. Не говоря уже о Ефросинье.
— Но откуда он взялся, этот оракул, и какими возможностями обладает?
Прежде чем ответить, Катюша выглянула из заросшей вьющимися растениями беседки и понизила голос до шепота:
— Оракул — страшная тайна рода Глинских. Ему служат только женщины. Это связано с теми старыми языческими культами, что процветали здесь в дохристианскую эпоху. Мои дедушка и бабушка были отлучены от церкви еще при Петре Великом, но, к счастью, дело удалось замять. А император даже проявил интерес к оракулу и, по слухам, правда не подтвержденным, имел с ним продолжительную беседу перед каким-то важным событием.
Только мистики Ярославу сейчас и не хватало. Будучи человеком прагматичным и прогрессивно ориентированным, он скептически взирал на астрологическую дурь, которой в последнее время увлеклась наша общественность, утомленная диалектическим материализмом. Что же касается русского язычества, то из тогдашних богов он знал только Ярилу, по той простой причине, что носил имя Ярослав и возникшее на его основе прозвище.
— А что тебе лично нужно от оракула? — Кузнецов пристально посмотрел на смутившуюся Катюшу. — Почему ты согласилась участвовать в этом небезопасном языческом обряде?
— Тсс, — приложила палец к губам девушка, — ты узнаешь все, когда придет срок. А пока тебе следует довериться мне. Или ты боишься, Ярослав?
— Ничего я не боюсь. — Кузнецов пожал плечами. — Я за тебя беспокоюсь.
— За меня ты беспокоишься напрасно. Этот обряд проходят все женщины из рода Глинских, и еще не было случая, чтобы хоть одна из них пострадала. А вот с мужчинами дело сложнее. Но я ведь тебя честно предупреждала об этом, Ярослав.
Кузнецов не помнил, чтобы между ним и Катюшей был разговор на эту тему. Но Катюша имела в виду своего жениха Друбича. Этот лейб-гвардеец начал уже всерьез Ярослава раздражать, его не устраивало, что понравившаяся ему девушка любит кого-то другого. Впрочем, возможно, Ярослав ошибается и поручика Друбича, вполне вероятно бывшего его предком, любила совсем другая Катюша, чьи воспоминания сохранила Катюша нынешняя. Словом, ситуация складывалась настолько запутанная, что Кузнецов уже и сам не смог бы точно сказать, какая девушка ему больше по душе, та, с кем он познакомился в доме тети Фроси, или нынешняя. Хотя, по сути, это, безусловно, одна и та же девушка. Но ведь и мысли, гуляющие в этой прекрасной головке, тоже кое-что значат. Взять того же графа Глинского. По обличью он вылитый Колян Ходулин, которого Ярослав за двадцать пять прожитых в одном дворе лет изучил как облупленного, но ведь мыслит и ведет себя этот человек как истинный вельможа века восемнадцатого. Вот так влюбишься в девушку, а потом, когда наваждение рассеивается, вдруг выясняется, что перед тобой совсем другой человек. Справедливости ради надо заметить, что подобные казусы случаются и без участия всяких там языческих оракулов. Ярослав уже имел возможность убедиться в этом на собственном опыте.
— Нам надо отдохнуть, — сказала Катерина. — Не дуйтесь, Ярослав, я вас люблю, и давно бы уже стала вашей, но в обряде должна участвовать девственница. Так заведено исстари, и не мне ломать обычаи. Потерпите до ближайшей ночи, и все у нас с вами будет хорошо.
Надо признать, что Катюша высказалась даже определеннее, чем Ярослав от нее ожидал. И это неожиданное признание накладывало на него серьезные обязательства. Речь-то ведь шла о браке, пусть и совершенном по языческому обряду. Во всяком случае, Катюша придавала этому событию исключительное значение. А вот Ярослав далеко не был в себе уверен. Но ему не хотелось обманывать девушку. Брак поручика Друбича с Катюшей Глинской — это одно, а брак Ярослава Кузнецова с Екатериной Ходулиной — это другое. Не могут же эти два события слиться в одно, пусть даже по воле какого-то там оракула.
Аполлона Кравчинского Ярослав нашел в покоях, отведенных графом своим дорогим гостям. Поэт возлежал на софе изумительной по красоте работы и задумчиво курил сигару. Одет он был в роскошный расшитый золотой нитью восточный халат, и, что называется, вписывался в интерьер.
— Ты знаешь, мне тут в голову пришли потрясающие строки: «Средь шумного бала, случайно, в тревоге мирской суеты, тебя я увидел, но тайна твои покрывала черты».
— Замечательно! — искренне восхитился Ярослав.
— Увы, — вздохнул Аполлон, — к сожалению, эти строки приписывают некоему Алексею Константиновичу Толстому. Хотя, ты свидетель, я обнародовал их раньше аж на целый век.
— Трепло, — обиделся Ярослав на обманщика Калиостро.
Кравчинский выпустил к потолку целый клуб дыма и блаженно дрыгнул ногой. Кажется, ему начинал нравиться восемнадцатый век. Ярослав решил слегка подпортить ему настроение: