— Как же я их сберегу, всех троих? — удивился Ваня. — Ты же сама знаешь, я и верхом‑то с горем пополам могу скакать, а чтобы еще и коней пасти…
— Не коней, а кобылиц, — спокойно поправила его волчица, — да и не твоя то забота.
— Как это не моя, — возразил Иван, — когда отвечать‑то мне!
— Не бойся ничего, Иванушка, — ласково улыбнулась Веста, — я тебе помогать до самого конца обещалась, вот и не робей, один не останешься, из любой беды выручу. Да и не беда это еще — так, полбеды, беда впереди будет.
— Это какая еще беда? — Ваня совсем перепугался. — Что может быть хуже?
— Узнаешь, — неопределенно сказала Веста.
Иван немного помолчал и наконец решился задать давно мучающий его вопрос:
— Слушай, а почему у вас тут что в одном, что в другом царстве, да и вообще повсеместно все на лошадях завязано? С кем ни повстречаюсь, каждый мне начинает сказки плести про чудо‑коней. Странимир, Медногрив, Темновест, теперь вот еще и кобылицы какие‑то. Это что, местная традиция такая, чтобы обязательно у всех по волшебной лошадке было?
— Ну, не у всех, — степенно проговорила волчица, — а что коней много непростых — это верно. Это край у нас такой, коневодческий, в старые времена все только тем и жили, что лошадей разводили, табуны пасли, иноходцев объезживали. Кони из Золотого царства по всему свету за красоту славились, из Серебряного — за быстроту и тонконогость, а уж из Сумеречного — за мощь и выносливость.
— А из Медного? — уточнил Ваня.
— За высокие вкусовые качества, — съехидничала Веста, но тут же серьезно добавила: — А из Медного — за чудодейственность. Наделил первый государь Медного царства, владыка Васильян, своей великой силой, двух коней — легконогую Иву и могучего Зыбко. Стали те кони быстрее ветра, сильнее стихии, горячее огня. Никто не мог более сравниться с ними. От тех‑то коней и пошли все великие кони на нашей земле, даже лошадки царя Кусмана и те от союза морского петуха и кобылицы Ракиты из рода Зыбко.
— Ишь ты оно как! — покачал Ваня головой.
— А ты как думал, — хмыкнула волчица и вошла в золотые ворота.
Как и прежде, никто не удивился таким странным гостям. Стражник, дремавший в карауле, лениво приоткрыл глаза и снова захрапел.
Город ослепил Ваню множеством огней. То закатное солнце играло в каждом окне, затянутом не бычьими пузырями, как в домах Медного и Серебряного царств, а слюдой, словно бы каждый дом был царским дворцом. Дороги чистые, нигде не видно прогнивших досок или недостающих камней на мостовой — напротив, все дороги вымощены гладкими желтыми камешками, лежащими один к одному, без зазоров и трещин меж собой. Куда ни глянь, все зелено, половина домов увита плющом и горохом. На улицах безлюдно и тихо, две или три собаки лениво лежали под берестяным навесом у какого‑то сарая, кто‑то набирал воду из колодца и гремел ведром. Несмотря на вечер, было довольно жарко, волчица с трудом переставляла ноги, совершенно утомленная долгой дорогой. Рубашка Вани, едва просохшая после дождя, снова была мокрой, хоть отжимай, на этот раз от пота. Очень хотелось пить, а одна мысль, что скоро придется говорить с царем Кусманом, приводила в уныние. Прошли мимо небольшого озера с утками, на берегу в песке возились дети, отнимая друг у друга какую‑то красную шапку. Волчица подошла к воде, вдоволь напилась и уже бодро зашагала с Ваней на спине, провожаемая испуганными взглядами детей. Пожалуй, только дети и были напуганы, все же остальные, кого встречали до сих пор Ваня с Вестой, даже не удивлялись тому, что видят говорящего волка, не говоря уж о том, чтобы испугаться.
Вскоре улицы стали шире, дома выше, и впереди открылась взору путников большая круглая площадь и прямо за ней — Золотой дворец. Ваня взглянул на него и разочарованно охнул. Еще бы! Нельзя сказать, чтобы царский дворец отличался особенной красотой. Скорее, напротив, был он на редкость уродлив, и дело было не в том, что строил его дурной зодчий, просто вся постройка делалась наспех, спустя рукава. Колонны, которые должны были по замыслу архитектора устремляться к небесам, показывая тем самым величие Золотого царства, поставлены были вкривь и вкось, удивительно было, как только они вообще держатся. Крыша, крытая золотыми пластинами, бугрилась и зияла крупными дырами. Конечно, можно было предположить, что с дворца попросту ободрали драгоценную кровлю, но все золото было цело, а отвалившиеся пластинки, которых было немало, лежали на земле, слабо поблескивая под толстым слоем пыли. Ограды не было, по крайней мере, такой, какая высилась вокруг Медного и Серебряного дворцов. Всюду царило запустение, пахло мышами и квашеной капустой.
— Вот, собственно, и он, — задумчиво произнесла Веста, словно бы оправдываясь перед Ваней за дворцовое убожество, представшее их глазам.
Но Иван давно уже дал зарок ничему здесь не удивляться. Тем более, подумалось ему, раз уж царь Кусман живет в таком захудалом дворце, то наверняка окажется он совсем даже нестрашным.
— И как мы поступим? — деловито поинтересовался он у Весты. — Пойдем прямо к царю или обождем?
— Ишь какой шустрый, — усмехнулась волчица. — Я почем знаю? Подумать надо.
И, сбросив Ваню со спины, Веста вытянулась на каменной мостовой, прогретой солнцем. Ваня плюхнулся рядом и уважительно посматривал на размышляющую волчицу.
— Значит, так, — наконец проговорила она, — к Кусману отправимся прямо сейчас, не дожидаясь ночи, чай, не как тати, а как верные друзья явиться должны. Тебя я одного уже не пушу, снова беды наделаешь. Поклонимся ему низко и все как на духу доложим: так, мол, и так, надвигается на тебя, царь‑батюшка, беда великая, неминучая. И седьмицы не пройдет, как у ворот твоих будет стоять войско царя Елисея.
— А если не поверит? — предположил Иван.
— Не поверит так не поверит, — равнодушно сказала Веста, — хотя с чего бы это не поверить дорожному человеку? Тогда напрямую и говори, что, дескать, пришел заслужить яблок молодильных да воды живой кувшинец о двенадцати рылец.
— Хорошо, — кивнул Ваня, — я, правда, ничего не понял, но общий смысл уловил. Ты только расскажи мне, что это за кувшинец такой особенный?
— Вот как добудем — сам и увидишь, — наставительно заявила волчица, — а вообще много будешь знать…
— …скоро состаришься, — подхватил Ваня, — это мне и так известно.
— Молодец. — Веста встала и отряхнулась от дорожной пыли. — Пора нам, Иванушка, вечер скоро.
И правда, закат уже почти догорел, солнце закатилось, оставив после себя красноватый след. Город потихоньку оживал после дневной жары, и улицы постепенно наполнялись жителями. Говор, смех, песни слышались отовсюду, отпирались лавки, даже собаки и те начали потихоньку пробовать голоса.
Ваня не стал садиться на спину волчицы и просто пошел рядом, положив руку на ее шею. Веста ступала медленно, будто чего‑то опасаясь, поминутно оглядывалась и принюхивалась к всевозможным запахам, доносящимся из каждого открытого окна. Они обошли кругом площадь, поднялись на полуразвалившееся крыльцо Золотого дворца, долго и безрезультатно стучались в дверь. Никто не отвечал. Ваня на всякий случай толкнул дверь — она оказалась незапертой. Вошли в полутемные сени, задыхаясь от усилившегося капустного аромата. Ваня зажимал нос ладонью, Весте пришлось гораздо хуже: запахи она чувствовала сильнее и ярче. Волчица фыркала и терла лапой морду.