— Ничего, ничего. Случается.
Мальчишке он дал крепкий подзатыльник и услал за едой, сам же сел на скамью рядом и осторожно обратился к Пересвету:
— Ты меня прости, сударик мой…
— А? Что? — не понял Пересвет. — Чего тебе?
— Вижу я, что вы люди дорожные, много видали, много слыхали…
— Ну?
— А скажите, — хозяин замялся, — правду ли говорят, что, дескать, война скоро будет? И не с кем‑нибудь, а с самим Елисеем‑царем?
— Правда, старик, — грустно ответил Пересвет, — правда и есть.
— Ой, горе! — сокрушенно покачал головой хозяин. — Что с нами‑то будет? И на что же так осерчал царь Елисей? Вроде всегда жили мирно, а тут — на тебе, война!
— То не царь Елисей войной идти вздумал, — проговорила Веста, не открывая глаз, — а жена его, Рогнеда‑царица.
— Да ну? — не поверил хозяин. — Чтобы баба и воевать?
— Да, — пожал Пересвет плечами, — Рогнеда и есть. Так что ты, старик, Елисея ругать не моги, он только в том виноват, что Рогнеды слабже духом оказался. Но это не его вина, а его беда.
— Вот оно как, — задумчиво протянул хозяин, — а я‑то голову ломал, с чего бы это Елисей на Кусмана‑батюшку осерчал! А оно вот в чем дело! Эх, все беды от них, от баб то есть, хорошо я в свою пору не оженился. Эх!
И еще раз крякнув, хозяин грузно встал, поклонился Пересвету и поторопился перехватить тарелку с подноса у парнишки, которая норовила упасть.
Обедали молча. Веста хрустела какой‑то крупной костью, Пересвет все больше налегал на вино, а Ваня задумчиво поедал гречневую кашу. Масло в ней было прогорклым, пахла каша неприятно, но все‑таки Иван доскреб ложкой до самого дна и придвинул к себе вареного петуха. Пересвет задумчиво курил, густой дым поднимался к потолку, обволакивал стол белесой пеленой, скрывая всю троицу от посторонних глаз. Веста, правда, изредка недовольно чихала и прятала морду под скатерть, но вслух не жаловалась и, наевшись, задремала. Ваня же, отяжелевший от обильной еды, и сам клевал носом, с наслаждением вдыхал табачный дым и чувствовал себя на удивление хорошо.
— Сколько тебе еще дней на службе у Кусмана быть? — неожиданно громко спросил Пересвет.
Иван вздрогнул и открыл глаза:
— У Кусмана‑то? Сегодня, завтра — и все.
— Хорошо, — кивнул Пересвет, — а то я уже боялся, что мы останемся здесь до самого прихода медного войска. — Он горько усмехнулся. — Есть же чудеса на свете! Чтобы я боялся собственной армии!
Ваня сочувственно покачал головой и снова закрыл глаза.
— А потом вы куда, в Серебряное царство? — не отставал Пересвет.
— Да.
— Но как же вы туда попадете? — удивился Пересвет. — Ведь оно захвачено!
— Как‑нибудь да попадем, — пожал Ваня плечами, — я, честно говоря, еще об этом не думал.
— Я даже не знаю, что тебе посоветовать, ума не приложу, как попасть к царю Далмату!
— А где сейчас царь Далмат? — вяло поинтересовался Иван.
— Взят в плен в собственном дворце. Он может спокойно ходить где угодно, даже гулять по двору, но медные воины надежно стерегут все входы и выходы, плотной стеной стоят вокруг дворца. Царь Далмат не может выйти, и никто не может к нему войти. Царица Рогнеда, — он помрачнел, — моя мать хочет, чтобы он добровольно передал ей корону.
— Значит, Веста была права, — хмыкнул Ваня, — как же хорошо она знает Рогнеду…
— В чем права? — не понял Пересвет.
— Я боялся, что Далмата убьют, а Веста сказала, что скорее всего Рогнеда просто поставит охрану вокруг дворца, пока царь не согласится отдать ей корону.
— О как, — удивился Пересвет, — твоя подруга не только сильна, но и умна. Кто она?
— Не знаю, — честно ответил Иван, — но она чудесная.
— Чудесная, — согласился Пересвет и снова занялся своей трубкой.
Волчица проснулась. С отвращением отфыркивалась она от дыма, шумно лакала из плошки с квасом — ей неудобно было пить из чаши, и Ваня налил ей квас в миску из‑под супа. Веста долго смотрела на то, как Пересвет снова набивает трубку, и, когда он закончил и приминал табак большим пальцем, мстительно потребовала:
— Нечего засиживаться. Пора идти.
Пересвет сердито на нее посмотрел, но ничего не сказал и послушно начал надевать сапоги. Трубку он вытряхнул прямо на стол и сунул ее обратно за пазуху. Ваня потянулся, встал, допил остатки вина и прихватил на дорожку оставшийся ломоть хлеба.
— Куда теперь? — спросил Пересвет уже на улице. — До вечера еще далеко. У вас есть какие‑то дела?
— Нет, — покачала Веста головой, — а чего ты хочешь?
— Я бы хотел поговорить с царем Кусманом. Может, удалось бы его уговорить поставить оборону, ведь, как я вижу, здесь ничего не знают о предстоящей войне.
— Или не хотят знать, — усмехнулась волчица. — Не беспокойся, царь Кусман прекрасно знает о грядущей беде, но ничего предпринимать не хочет. Так что не трать зря время.
— Знает? — удивился Пересвет, но тут же посерьезнел. — Все же я бы очень хотел с ним поговорить.
— Твое дело, — равнодушно хмыкнула Веста, — только толку с того не много.
— Пусть так, — твердо сказал Пересвет, — но я все же попробую. Покажешь дорогу к дворцу?
— Покажу.
Пересвет сел верхом и пустил коня шагом вслед за Вестой. Ваня шел рядом, положив руку на шею волчицы, молчал, раздумывая о том о сем. Солнце светило изрядно, улицы обезлюдели: всех прогнала прочь дневная жара. Даже собакам и тем лень было лаять; одуревшие куры, распустив крылья, лежали в тени под деревьями. Заливисто горланил петух. Больно было ступать босыми ногами по горячим камням, Ваня морщился, но ничего не поделаешь, приходилось идти дальше.
Подошли к царскому дворцу. Пересвет присвистнул, увидев полуразваленное строение. Видимо, ожидал он чего‑то более величественного, сейчас же выглядел крайне разочарованным.
— Здесь мы тебя оставим, — сказала Веста.
— Почему? — Пересвет был очень удивлен. — Разве вы не пойдете со мной?
— Я не думаю, — фыркнула волчица, — что царь Кусман очень обрадуется, увидев своих пастухов, которые должны, собственно, неусыпно следить за его кобылицами. Кроме того, я‑то уж точно не пойду к царю. Видишь ли, — тут она возмущенно посмотрела на дворец, — Кусман обо мне невысокого мнения. Даже перепутал с собакой!
— Ты не похожа на собаку, — поспешно успокоил ее Ваня, — а царь Кусман просто подслеповат.
— Подслеповат, как же! — возразила Веста, но уже гораздо спокойнее добавила: — Одним словом, ну его, иди сам. Мы уж тут как‑нибудь переднюем. А к вечеру приходи на это же место да нас жди‑поджидай.