Всадник воспользовался предоставленной возможностью и, красиво прогнувшись, с двух оборотов ласточкой вошел в воду, заслужив громкое одобрение всех окрестных лягушек:
– Файв пойнт сикс, файв пойнт фоур, сикс пойнт зиро…
По воде пошли неспокойные круги, а на месте лихого погружения один за другим начали лопаться пузыри, поднимающиеся из глубины. Лошадь грустно покивала головой и предельно осторожно «сдала задним ходом» поближе к берегу.
Минутой позже на берег бесшумно вывалилась кавалькада из восьми всадников. Один из них подъехал к самой кромке воды, спешился, сорвал чахлый цветок, торчавший сбоку от мостков, и бросил его в воду. Затем разделся до трусов, едва-едва прикрывавших колени, потрогал воду большим пальцем ноги и, грязно ругаясь по-немецки, полез в воду. Пройдя несколько шагов, он поскользнулся, шумно плюхнулся в воду, поднялся, с ног до головы опутанный тиной, и побрел обратно к берегу.
Через несколько минут вся кавалькада умчалась прочь.
Поглядев им вслед, Фёдор прикусил губу, унял дрожь в зубах и спросил, не оглядываясь на приятелей:
– Переправа рядом есть?
Пилигрим Чук, воспользовавшись случаем сменить грубый физический труд на интеллектуальный, передоверил шест Мерину Геку, почесал грязной рукою затылок и, слегка сомневаясь, высказал свою версию:
– Мост. Километрах в двадцати, не меньше.
– Греби туда… да побыстрее…
G
Бросив плот прямо у моста, грязные, мокрые и голодные карапузы выбрались на берег неподалеку от покосившегося указателя «Райцентр Бри». Впереди виднелся гаишный пост. Фёдор с детства знал – если что, нужно бежать в ментовку, поэтому решение созрело само собой.
– Пошли! – Он потянул за собой своих товарищей.
Подойдя к посту, он обошел его кругом, помялся немного с ноги на ногу у входной двери, набираясь наглости, но решился лишь на то, чтобы постучать в окошко. Внутри что-то зашевелилось, и из-за занавески высунулась заспанная физиономия постового.
– Чего ломимся?
Фёдор испуганно ойкнул и затянул невесть откуда взявшуюся в его голове тягомотину:
– Дяденька, пожалейте… Сами мы не местные… Нам бы в кабак лошадиный.
Гаишник что-то сверил в свежей сводке, удовлетворенно хмыкнул и, почесав кончик носа, уставился на приятелей:
– Так-так-так! Карапузы, значит? Что, попрошайничать пришли?
Фёдор изобразил самое жалостное выражение лица, на которое был способен,– да так «умело», что Станиславский перевернулся на другой бок в своем последнем пристанище:
– Нам бы переночевать где-нибудь, дядя.
Гаишник оглядел сбившихся в кучу бедолаг, оценил опытным взглядом, что поживиться тут явно нечем, и почти примирительно заворчал:
– Ходют тут, ходют. Понаехало, блин. Кабак рядом, за углом. Ходют всякие, шпанюки так и вертятся.
Два раза объяснять карапузам не пришлось, они поспешили убраться с глаз долой, а гаишник, глядя им вслед, достал из-под стола допотопный телефон, покрутил ручку, подул в трубку и, ожидая ответа, пробурчал себе под нос:
– Лишняя осторожность не помешает…
Карапузы бодро чесали по главной улице райцентра. Бри слыл захудалым человеческим городишкой, но для недомерков и он был в диковинку – улицы казались огромными, дома – высотками, даже деревья, казалось, вымахали тут намного выше и шумели громче. Сами же себе они казались всамделишными лилипутами.
Гек так загляделся, что не заметил, как угодил прямо под ноги какому-то старому алконавту, что двигался зигзагами им навстречу. Тот отвесил ему приличную затрещину, попутно чуть окончательно не потеряв равновесие, и выдохнул ему в лицо алкогольными парами:
– Пшёл с дороги… клоппп ушшшастый.
Едва успевший отскочить в сторону Фёдор поднял голову вверх и заметил, что они стоят прямо под донельзя замызганной вывеской. Он напряг область своего мозга, отвечавшую за чтение, аккуратно сложил буквы в слова и, к своему изумлению, получил следующий результат: «Кабак. Копытом в рыло». Он отер рукавом лицо и решительно толкнул дверь…
Вломившиеся было вслед за предводителем карапузы уткнулись точнехонько в спину Фёдора, застывшего на пороге с изумленно распахнутым ртом – внутри кабака было жутко накурено, от музыки закладывало уши, пьяный народ шастал между столиками и пытался переорать друг друга и музыкантов. Фёдор нерешительно подошел к стойке бара и привстал но цыпочки. Чтобы хоть как-то обратить на себя внимание (его макушка еле-еле торчала из-за стойки), он пробасил куда-то вверх:
– Я вас категорически приветствую!
Краснолицый и жизнерадостный трактирщик перегнулся через край, вгляделся и хмыкнул:
– Симметрично! Что будем заказывать: поесть, попить, баню с девками? Баксы у вас есть? Или евро? Рубли не берем. Мистер…???
Фёдор еле успел заглотить обратно уже было вырвавшиеся привычные слова. Ему почему-то вспомнилось, как он в свое время отстоял три часа коленями на горохе перед плакатом: «Болтун – находка для шпиона» по одной из многочисленных прихотей Пендальфа, однажды взявшегося «воспитать из сопляка настоящего человека». Фёдор изобразил самый честный взгляд, на какой только был способен, и выпалил:
– Бонд! Джеймс Бонд!!!
– Бонд, говоришь. Понятно.– Трактирщик и ухом не повел.
– Нам тут Пендальф, типа, стрелку забил. Пендальф. Он же Пень. Он же… – Фёдор решил не останавливаться на достигнутом и сразу «брать быка за рога».
– Пендель-Шмендель? Что за крендель? – трактирщик замер в притворном раздумье… – А, это старикан такой, вроде ZZ-топа? – почесал он кончик носа и, заметив, как оживился Фёдор, не преминул обломать противного подростка. – Нет, он тут никогда не был… Да вы присаживайтесь. – Махнул он в сторону веселящейся толпы.
Фёдор понуро отошел от стойки и направился к товарищам. Пьяная братия вокруг галдела и гудела на полную катушку, пиво лилось рекой…
Сеня потихоньку впадал в панику – как, впрочем, и всегда, когда ему случалось попасть в компанию, насчитывавшую больше пяти человек.
– Короче, чё теперь? – Он нервно оглядывался по сторонам.
Фёдор тяжело присел на краешек скамейки, положил руку Сене на плечо и устало сказал:
– Да ничего, Сеня. Чисто отдохнем.
Чук пошарил в своей торбе, выгреб оттуда горку мелочи и метнулся к стойке. Вернулся он оттуда с огромной кружкой, распространявшей какой-то непонятный запах.
Гек со знанием дела кивнул ему:
– Самогон?