Вандюки насупились и потребовали продолжения драки. Народ явно был “за”, но тут вмешалась я:
— Спокойно, граждане! Прибить друг друга вы еще успеете! Лучше расскажите подробно, как вы это обнаружили.
На фоне исправлений и дополнений кое-как удалось восстановить общую картину. Итак, как я уже упоминала, все Вандюки были вооружены в числе прочего сельскохозяйственного инвентаря лопатами. Как только они отбивали пару миллиметров земли у Йожковых, этими-то лопатами и начинали орудовать. И вот в самом разгаре сражения, когда свекруха Йожкова возила носом по земле Вандюкову сватью, та уперлась лбом во что-то, торчащее из земли, разглядела, что это нечто похожее на гроб, и, не будь дурой, всех об этом оповестила.
Я приняла, как мне кажется, единственно верное решение:
— Это надо раскопать до конца. Тогда и увидим, что это такое.
Вандюки обрадованно ломанулись к ящику, но не успели даже начать копать, как со стороны замка послышался конский топот и к нам подлетел на вороном жеребце разъяренный граф Басор. И такой он был злой, что у него чуть пар из ноздрей не шел. Он так зыркнул на Вандюков, что те предпочли спрятать лопаты за спины и сделать вид, что они тут вообще ни при чем.
— Что это такое?! — заорал граф. — Что вы тут делаете?
Поскольку все опустили глазки долу и начали потихоньку расползаться и маскироваться под окружающую растительность, отвечать пришлось мне:
— Да так… копаемся потихоньку, землю рыхлим… Граф побагровел и выкатил глаза:
— Немедленно прекратить!!! Возвращайтесь в замок! Шандор, мне стыдно за тебя! Ты позоришь нашу семью перед благородным гостем! — Ула закатил глазки и предпочел не вмешиваться. Вмешалась я:
— Ну а че такого-то? Подумаешь, развлеклись немного… Граф, со всей ответственностью заявляю, вы — старорежимная бука!
От такой характеристики граф чуть стремена не отбросил. Еще немного, и он погнался бы за мной по всему кладбищу, размахивая оброненной кем-то косой, но сдержался и постарался всего лишь испепелить меня выкаченными на лоб зенками. Все-таки светское воспитание — великая вещь! Если бы не оно, я бы здесь не стояла с наглым видом, а мирно лежала бы где-нибудь, разобранная на части для пущей надежности.
Ула, этот тихий трус и сторонник бескровного разрешения конфликтов, решил подать хороший пример и первым навострил лыжи для красивого отступления. К тому же приближалось время обеда. Шандор зачарованно подтянулся за Улой, а я, чтобы не оставаться наедине со вздрюченным графом, тоже отступила к замку, стараясь не поворачиваться к графу спиной. Воспитание воспитанием, но предосторожность не помешает…
Разумеется, даже после того, как граф чуть не стоптал меня копытами (и своими и лошадиными), у меня не пропало желание и дальше всюду лезть. Поэтому сразу после обеда я поднялась к себе в комнату и принялась придирчиво рассматривать емкость с огуречным лосьоном. Хватит этого развязать язык Руде или нет? Надо ведь и себе оставить, а то слуга подумают, что я в нем купаюсь. Или, еще хуже, потягиваю втихаря.
Пока я деловито переливала лосьон в бутылку, в мою комнату пробрался Ула. Наблюдая за мной, он жалобно поинтересовался:
— Надеюсь, это не мне предназначается?
— Да ты что, старичок! — бодро ответила я. — Хочу вот Рудю подпоить и потрепаться с ним за жизнь. Может, узнаю что и о той треклятой ночи. Забойный план, верно?
Ула нюхнул пузырь с лосьоном и поморщился:
— Да уж, эта гадость кого угодно забьет!
Я отобрала у малыша заветный бутылек и глянула на его сиятельство с сожалением:
— Эх, парень! Не рубишь ты ничего в колбасных обрезках… Это пойло — Рудина отрада и голубая мечта!
— Куда уж мне, с одним легким! — привычно отозвался Ула и вдруг, напустив на себя серьезный вид, заявил: — Кстати, мне надо с тобой поговорить об очень важных вещах. Я хочу надеяться, что мои слова дойдут до твоего бедного рассудка…
Я пропустила “бедный рассудок” мимо ушей, так как нанюхалась лосьона и заметно присмирела. Ула, этот истинный сын Адама, тотчас же этим воспользовался и начал:
— Ты совсем не следишь за своим языком! Да нет, не за той лопатой, которую ты сейчас так старательно высовываешь изо рта! Я имел в виду твою речь, э… лексический запас. Я терпел, когда ты “в натуре перетирала о всякой фигне” с аристократами в Англии и Швеции, но последнее время ты переходишь все границы. И эти пятачки! — от возмущения Ула чуть не хрюкнул, но сдержался и продолжил: — Ты должна следить за своей речью! Чему тебя в школе учили? Нет, я, конечно, знаю, что ничему, просто это весьма распространенная риторическая фигура, придающая необходимый тон выступлению. Вспомни классиков! Хотя бы Достоевского или “Войну и мир” на худой конец! Ой, ну знаю, знаю, что это великое произведение Толстого как раз вызывает у тебя только нецензурные слова, самые приемлемые из которых — предлоги и союзы. Я ведь тоже читал твое сочинение “Какой диагноз я бы поставила Наташе Ростовой”. Кстати, в чем ты ее там обвиняла?
— Не помню, — ответила я, немножко прибитая такой страстной тирадой.
Ула предпочел не углубляться в литературные дебри и продолжал долдонить о своем:
— Так вот, ты должна быть внимательнее и более не допускать в своей речи досадных промахов наподобие сегодняшних пятачков. Пообещай, нет, поклянись мне, что будешь следить за чистотой своего лексического запаса, хотя бы в условиях восемнадцатого века.
Я поаплодировала такому спичу, достойному какого-нибудь бакалавра, и успокоила разволновавшегося блюстителя чистоты моего лексического запаса:
— Ну, клясться я тебе ни в чем не буду — нечем. Меня даже в пионеры не принимали, а октябрятскую звездочку я на следующий же день обменяла у Жорика Пенькова на батарейку с лампочкой и рогатку. Жорик потом эту звездочку какому-то коллекционеру спихнул за большое бабло. Он уже тогда был предпринимателем, наш Жорик! Сейчас он открыл пункт приема цветных металлов, упер для этого бронзового Ленина из городского парка. Раньше на него, на памятник, я имею в виду, только птички гадили, а вот, пригодился-таки…
Ула прервал мои ностальгические воспоминания странным горловым воплем, очень походившим на рев испуганного бекаса:
— При чем тут Жорик?! При чем тут Ленин?! Ты обещаешь или нет следить за своей речью?
— Ой, ну что ты так взъелся?! Ну, обещаю, обещаю. Постараюсь, по крайней мере, — неохотно проговорила я.
— По чесноку? — серьезно спросил Ула.
— Чо? А, по-честному, по-честному…
Ула облегченно вздохнул:
— Ну, перетерли, в натуре… Тьфу ты! Это, оказывается, заразно!
Я повалилась на пол в припадке гомерического хохота. Ула, жалобно помаргивая рыжими ресницами, долго смотрел, как я катаюсь по полу, прижав к пузу бутыль с плещущейся в ней настойкой. Потом он заявил: