Прозвенел дверной звонок, Сефтон выскочила из комнаты и, открыв входную дверь, встретила почтальона. Он вручил ей письмо для Алеф от Розмари Адварден (Сефтон сразу узнала легкомысленно порхающий почерк Розмари) и три посылки в коричневой оберточной бумаге. Сефтон отнесла все в кухню и разложила на столе. С удивлением она заметила, что один из пакетов адресован лично ей. Сефтон редко получала почтовые посылки. Она также увидела, что две другие посылки адресованы соответственно Мой и Алеф и что все три адреса написаны одним почерком. Она уже собиралась позвать сестер, но тут ею овладело любопытство. Сефтон, вооружившись кухонным ножом, аккуратно вскрыла предназначенный ей, хорошо запечатанный пакет. Под оберточной бумагой оказался слой салфеток, а под ним блестящая картонная коробочка, под крышкой которой лежало янтарное ожерелье. Она извлекла его из коробки. У Сефтон не было никаких украшений, за исключением деревянных бус, сделанных для нее Мой. Девушка сразу поняла, что в ее руках не обычное, а изысканное и дорогое украшение из пламенеющего полупрозрачного золотистого янтаря, великолепно подобранного и разделенного серебристыми, похожими на жемчуг бусинами. В центре ожерелья выделялся еще более крупный янтарь в виде капли, теплый на ощупь и украшенный изящной гравировкой. Отложив на мгновение ожерелье, Сефтон заглянула в пакет в поисках записки или письма, но ничего не обнаружила. Удалившись вместе с ожерельем к себе в комнату, она надела украшение на шею. Поскольку зеркала поблизости не оказалось, девушка быстро сняла его и положила в карман вельветовой куртки. Ее сообразительный ум, конечно, сразу проник в тайну посылок. Сефтон выбежала к лестнице и крикнула:
— Почта! И подарки!
Первыми спустились Алеф и Луиза, чуть позже появилась Мой. Еще влажные волосы она скрутила в жгут на затылке и закрепила эластичной лентой. Сефтон заняла наблюдательную позицию. Доставку двух таинственных пакетов встретили заинтересованными восклицаниями, после чего Алеф села за стол и начала читать письмо от Розмари, а Луиза поставила чайник. Мой, ловко орудуя острым ножом, срезала толстую печать и развернула оберточную бумагу. Она взглянула на адрес.
— Какой странный почерк, похоже, что писал иностранец. От кого это может быть? Смотрите-ка, и на посылке Алеф точно такой же.
Мой вытащила салфетки и открыла коробочку, а Сефтон встала за ней, чтобы взглянуть на ее содержимое. Внутри лежало синее ожерелье. Мой, умолкнув, извлекла его на свет божий. Луиза обернулась, Алеф подняла голову.
— Что это? — удивилась Луиза.
— Это лазуриты, — сказала Мой.
— Господи… но от кого же они?
— От Питера, — ответила Мой, присев за стол рядом с Алеф.
— От Питера?.. О, ты хочешь сказать…
— Да.
— Откуда ты знаешь? Разве там есть какая-то записка?
— Нет.
— Ну конечно, наверное, это подарок на день рождения, как мило! Но оно, должно быть, очень дорогое.
— Ну и что, ведь он же богат, — возразила Алеф, откладывая письмо.
Мой, затаив дыхание, разглядывала разложенное на столе ожерелье.
— Ах… Мой… — произнесла Луиза.
Она присела рядом с дочерью, пристально глядя на нее. Мой повернулась к ней и, улыбнувшись, ласково взяла мать за руку, нащупав ее запястье под манжетой.
— Алеф тоже получила подарок, — заметила Сефтон, — так же, как и я.
Она вынула из кармана янтарное ожерелье и положила его на стол. Мой восхищенно дотронулась до золотистого января.
— Ты можешь взять его себе, — обратилась Сефтон к Мой, — я все равно не ношу украшений.
— Нет, это твое, он хотел, чтобы оно стало твоим.
— Синий цвет отлично подходит к глазам Мой, — восхитилась Луиза, — а янтарь сочетается с глазами и волосами Сефтон.
— Интересно, что же тогда прислали Алеф? — воскликнула Сефтон, — Давай, Алеф, открывай свой пакет!
— Я не сумею, он весь запечатан. Мой, открой его, пожалуйста.
Мой так же ловко вскрыла обертку и, вытащив коробочку, передала ее Алеф.
Алеф, слегка нахмурившись, с привередливым видом открыла коробочку и извлекла оттуда тяжелые сверкающие камни.
Остальные ахнули и отвели глаза, не смея осознать, что они видят. Алеф развернула ожерелье, взяв его за концы.
— Бриллианты! — выдохнула Мой.
Сефтон ничего не сказала, но взглянула на мать.
«Ох нет, — подумала Луиза, — это уже слишком… Это слишком пугающий, даже зловещий подарок».
— Полагаю, они настоящие… — произнесла она глухим и вялым голосом.
— Луи, ну конечно же, они настоящие, — хмыкнув, уверенно заявила Сефтон, — Разве может быть иначе!
— Мы не можем принять их, — сказала Луиза.
— Если уж мы принимаем янтарь и лазуриты, так почему же не можем принять бриллианты! — возразила Мой и рассмеялась своим особым редким смехом, словно с всхлипываниями.
Алеф разложила ожерелье на столе и придала ему форму в виде буквы «V». Бриллианты сверкали и переливались всеми цветами радуги.
— Они живут своей особой жизнью, — прошептала Мой.
Сефтон усмехнулась.
— По мнению Мой, нас окружают исключительно живые существа. Я слышала, как она просила прощения у лимонной корки.
— Как же нам поступить? — задумчиво произнесла Луиза.
— Отправить ему благодарственные письма, — предложила Сефтон.
— Но мы не знаем его адреса. И кроме того, мы не можем… это неправильно…
Алеф убрала сверкающее великолепие обратно в коробочку и глубоко вздохнула. Потом встала и вышла из комнаты, захватив подарок с собой. Сефтон рассмеялась. Две младшие сестры молча посмотрели на мать, которая, нервно проведя ладонями по лицу, схватилась за голову, с силой зажав в руках жесткие пряди волос.
— С чего ты так разволновалась, Луи? — спросила Сефтон, — Не стоит отчаянно цепляться за старомодные правила.
— Не строй из себя дурочку, Сефтон! — оборвала дочь Луиза.
Потрясенная ее тоном, Сефтон удивленно подняла брови и глянула на Мой.
— Давайте позвоним Клементу, — вмешалась Мой.
— Ты полагаешь, что Клемент будет идеальным арбитром! — хмыкнула Сефтон.
— Я полагаю, что он, вероятно, знает адрес Питера.
— Луи, дорогая, извини… — сказала Сефтон.
— Мне кажется, — вставила Мой, — что отказываться от этих подарков некрасиво.
— Невежливо и грубо, — добавила Сефтон, — Я согласна, что такие презенты могут вызвать легкое смущение. Но что же мы можем сделать?
— Он говорил, что у него нет родственников, — вспомнила Мой, — и ему хотелось бы, чтобы мы стали его семьей.
— Луи, — обратилась к матери Сефтон, — нам не так уж безумно хочется владеть этими побрякушками, мы просто хотим вести себя как благовоспитанные девицы.