— А новая квартира? Хозяин точно будет не против? Вы не назвали цену…
— Точно, точно, — поспешно успокоил ее Егор, глянул на часы. Давно пора сматываться, просидел он тут почти час, зато указания дежурной медсестры выполнил почти в точности. Говорил о приятном, что сразу видно — лицо у Вики чуть порозовело, глаза блестят, и уже не от слез, улыбается, только кашляет чаще, да оно и понятно: нагрузка на голосовые связки. Ей сейчас молчать и спать надо, чем больше, тем лучше.
— Разберемся, — повторил Егор, — квартира хорошая и цена нормальная, всех устроит. Все, я пошел, а вы выздоравливайте. Завтра увидимся.
Вика кивнула, но смотрела странно: равнодушно и безразлично, как на чужого, незнакомого человека, и дела ей нет — вернется он или пропадет навсегда вместе с ее телефоном. Отвернулась к окну и не шевелилась, покашливала тихонько и поправляла волосы, глядя на свое отражение. Егор распрощался с понимающе улыбавшимися старухами и вышел из палаты.
За день ничего не изменилось — и панельные пятиэтажки, и облепленные грязью деревья, и опоры освещения, и грязный снег, и вонючий желто-белый домик на детской площадке радовал глаз аляповатой окраской. И остатки «Тойоты» по-прежнему громоздились на краю парковки, лишь сместились к ограде: их оттащили, чтобы не мешать проезду, да так и бросили догнивать. Егор близко подходить не стал, посмотрел издалека и пошел по вытаявшему асфальту к пятачку меж блочных облезлых чудищ, прикидывая на ходу, где тут дом под номером семь. Пятиэтажки громоздились параллельно дороге и дальше от нее, спальный депрессивный микрорайон расползался по окраине города вплоть до шоссе, что вело к Москве и дальше, до объездной дороги. За ней уже начиналась запретная зона — обнесенный забором лес, собственность того самого коттеджного поселка, но дорогие дома помещались далеко от города, забор обозначал начало санитарной зоны между людьми и «господами». Что занесло сюда Вику — непонятно, скорее всего, цена на угловую однушку, убитую донельзя, даже родительская дача Егора ни в какое сравнение с этакой халупой не шла.
Квартира находилась на пятом этаже, лифта не было, Егор поднялся по грязным ступенькам наверх и оказался у двери пятнадцатой квартиры. Внутри никого, ни единой живой души, даже цветы на подоконнике отсутствуют, зато чисто и тепло, почти уютно, если может чужое жилье быть уютным. И пахло хорошо: духами, легкими и сладкими, и, как показалось Егору, шоколадом. Однако на кухне ничего такого не нашлось, там вообще было пусто, если не считать яблок на столе и упаковки йогурта в холодильнике. И пачки плоских сухариков на столе. Егор съел один, поморщился — чувство такое, точно сухого овса сжевал, и пошел в комнату. Собирать особо ничего не пришлось, синяя спортивная сумка нашлась на нижней полке древнего, с полированными стенками шкафа. Ее если и открывали, то всего раз или два, Егор просто застегнул «молнию», и вынес сумку в коридор. Проверил еще раз пустой шкаф, положил ключ на столик у окна, отодвинул занавеску.
Тот же двор, только вид сверху. «Тойота» отсюда выглядит комком обгоревшей бумаги, рядом пусто, только с другого края парковки примостилась еще пара иномарок. Дальше крыши, окна, деревья, еще окна дома напротив, рядом еще один убогий брат-близнец, и в просвете между ними виднеются голубоватые верхушки леса. Привычные, до боли осточертевшие виды, этот городской пейзаж особо впечатлительную и нервную особу способен довести до самоубийства. Тем более что дело к весне, погода неустойчивая, как и душевное состояние латентных психов, выпущенных из домов скорби под наблюдение участковых врачей. Обострение не за горами, скоро начнется: и черти по квартирам и улицам забегают, преследуя несчастных, и голоса трансляцию начнут, и что уж они там нашепчут убогим… А расхлебывать придется «Скорой», они всегда на передовой в борьбе с исчадиями ада и прочей нечистью, что покушается на рассудок несчастных.
Делать здесь больше было нечего, Егор задернул занавеску, осмотрелся еще раз и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. Пока бежал по ступенькам вниз, решил, что вещи он отнесет Вике сегодня же, заодно узнает, как у нее дела, а все остальное подождет еще дня два-три. Но пройдут и они, а что потом? «Отсидится в квартире, потом, когда все уляжется, уедет по-тихому», — такой алгоритм нравился Егору больше всего, вывел он эту схему еще вчера и пока не видел в ней изъянов то ли потому, что не было их, или недостатки, настолько мелкие, успешно маскировались и не лезли в глаза. И так прокручивал все ходы, и этак, но на выходе получалось одно: квартира — пауза — отъезд. И по всему выходило, что так будет лучше для всех, в первую очередь для Вики.
Пока собирался, пока в раздумьях очередной раз ходы прикидывал, на улице пошел снег. Мелкий, колючий, осенний, но никак не мартовский, веяло от него безысходностью и тоской. Так всегда бывает после первых теплых деньков, когда солнышко поманит, поиграет да обманет, спрячется за тучами на месяц-полтора, точно вывеску оставит: весна отменяется. Вот и сейчас один в один погодка, метет, ветер подвывает, аж тошно. Егор натянул шапку на глаза, поднял воротник куртки и спрыгнул с крыльца на дорожку перед домом. Проехался по льду, балансируя сумкой, развернулся и остановился в последний момент. Напротив стояла машина, неприметная серая «Приора», умеренно грязная с затонированными боковыми стеклами. Не строго напротив, а чуть в стороне, ближе к той самой детской площадке, но каждый выходивший из первого подъезда был для тех, кто сидел внутри, как на ладони. Удобная позиция — и парковка рядом, и подъездные дороги видны, и остановка маршруток, куда Егор и направлялся. И десять минут назад, когда дом искал, этой «Приоры» тут не было, он отлично помнил, а теперь вот она стоит на вдавленном в землю бордюре, и видно, что в салоне двое. Как минимум двое, что там на заднем сиденье — не разобрать. И вроде бы машина как машина, тысячи таких по городу катаются, ничего особенного и примечательного в ней нет, и все же…
Егор притормозил, сделал вид, что поскользнулся, несильно грохнулся на одно колено и попытался рассмотреть номер «Приоры», но зря старался. Табличка удачно замазана грязью, видны под ее слоем буквы и цифры, а конкретно не разглядеть. То ли «ф» первая, то ли «с», с цифрами вообще беда. Ну, нет так нет — он поднялся на ноги и принялся отряхивать штанину, мельком поглядывая на «Приору». Без изменений, внутри двое, смотрят перед собой через лобовое стекло, и пусть себе пялятся сколько угодно, он их впервые видит, как и они его. Видит — да, но неплохо было бы и услышать, просто проверить себя, чисто так, на всякий случай. Может, паранойя взыграла на ровном месте, а может, включилось то, что называется предчувствием или инстинктом, когда опасность пока в упор не видна, но по косвенным разрозненным признакам понятно — она здесь, близко.
Егор привел себя в порядок и демонстративно-неторопливо прошелся мимо «Приоры», мимо парковки с присыпанной снежком обгоревшей «Тойоты», миновал заросли густых кустов и повернул к остановке. И на полпути под прикрытием тех же кустов рванул обратно, добежал до торцевой стены пятиэтажки, по длинной дуге, огородами, обогнул и дом, и парковку, и саму «Приору», пересек детскую площадку и влетел в знакомый желтый домик. Пустой, по счастью, банкет тут вчера не состоялся, но воняло так же, и крыша выше не стала: Егор пару раз крепко врезался макушкой в мерзлый пластик, пока возился с телефонами. Достал свой и Викин, сверился и набрал со своего мобильника знакомый номерок. Набрал и посмотрел в крохотное окошко: «Приора» отсюда отлично просматривалась, стояла наискосок, и Егор отлично видел и черные боковые окна, и лобовое стекло. Лиц сидящих внутри не разглядеть, зато их движения просматриваются прекрасно: видно, что сидят, развалившись, глазеют по сторонам на прохожих, на собачников, на другие машины или перед собой, на дверь первого подъезда.