– Прошу прощения, что являюсь подобным образом, – прострекотал тонкий голосок, – но я просто не мог пропустить подобный случай – ваш первый и последний бал по случаю Медвежьего праздника.
Император заслонил собой мать.
– Что это? – император побледнел, но ни в голосе, ни в чертах лица не заметно было признаков испуга. – Оставь нас, незваный гость!
– Ну, ну, мой император, сегодня – ночь милости и прощения обид, – пришелец горестно покачал головой. – Следует очистить свою душу от ненависти, дабы грядущий год Грифона не стал годом ужасных бедствий.
– Ты же, как тебе и подобает, появился на хвосте года Скорпиона, то есть именно там, где расположено его ядовитое жало!
Губы черного гостя раздвинулись в хищной усмешке. Мне показалось, что я слышу, как заскрипела при этом его жесткая кожа.
– Недостойно вас играть словами, императорское величество! Сберегите свой яд до другого случая. Я же пришел с подарком!
Император жестом отверг любые дары от этого воплощения смерти.
– В моем приглашении было особо указано, что гости приходят без подарков.
– Однако я не получил приглашения и не связан никакими обязательствами, – пришелец откинул голову в подобии смеха, но звуки, вырвавшиеся из его горла, напоминали шуршание червей, грызущих падаль. – Я дарую тебе, малыш-император, только один год! Через год я вернусь, и ты передашь мне свою корону.
Тетис скрестил руки на груди:
– Итак, твой дар вручен. Теперь ты можешь удалиться.
Кожа вокруг глазниц ожившего черепа наморщилась.
– Ты плохой хозяин, о Тетис Последний. Неужто ты отошлешь меня прочь, не предложив потанцевать? Воистину, это невероятно, и я этого не допущу! Не то, пожалуй, меня сочтут неучтивым!
Пришелец вознес руки над головой, и рукава его одеяния соскользнули к плечам. Открылась левая рука, прекрасной формы, но светившаяся тусклой зеленью, как глубины темного пруда. Правая же словно год пролежала в могиле. Почерневшие лохмотья кожи свисали с нее, обнажая красновато-бурые куски мышц и желтизну иссохших костей. Под ними, как на гнилой ветке, кишели насекомые. Вязкая темная жижа сочилась с локтя и испарялась, не достигнув пола.
Раскрыв ладони, пришелец выкрикнул одно невнятное слово. В нем слышались шипение и щелчки, от которых у меня свело все тело, как от хруста кости, когда Дальт два года назад сломал ногу. Изо всех углов вихрями взметнулись тени и свились в его руке в посох из серого оникса с дымчатым шаром на верхушке.
Он обернул свой лик к музыкантам:
– Играйте, я желаю танцевать!
Музыканты разом опустили инструменты.
Перехватив посох за середину, незваный гость крутанул его в воздухе и направил на оркестр. Шар вспыхнул багровым сиянием. Оно отразилось в глазах людей, и один ногтями принялся сдирать с лица багряные потеки, другие бессильно сползали на пол, и кто-то рухнул на ступени лестницы, забрызгав их мозгом из разбитой головы.
Инструменты окутались золотисто-красным сиянием и сами по себе всплыли над головами беспомощных хозяев. Раздалась медленная, еле слышная мелодия, составленная из диссонансов и пронзительных нот. Каждый звук этой музыки втыкался в уши невидимым шипом или жалом.
Чудовище постояло, прикрыв веки и покачивая посохом в такт оркестру, затем кивнуло:
– Понятно. Такая музыка слишком сложна для ваших ушей. Вот еще один мой подарок!
Посох скользнул в его руке шаром к земле, и трупная ладонь сомкнулась на конце трости. Резким взмахом он очертил посохом круг. От первого движения на меня навалилась тяжелая усталость. От второго – мускулы натянулись, как струны настраиваемого инструмента. С третьим взмахом они свились в тугие узлы, заставив ладони сжаться в кулаки и пальцы на ногах подогнуться. Шар последний раз пролетел по своей орбите, и каждая клетка моего тела застыла, сведенная судорогой, а спина выгнулась натянутым луком.
Мария прикоснулась ко мне, но от ее пальцев меня пронзила адская боль. Я мучительно застонал и увидел ужас в ее глазах. Голос не повиновался мне, и только хриплым шепотом мне удалось выговорить короткое:
– Беги!
Она не успела шевельнуться: колдун слегка приподнял левую руку. Десятки тонких золотых нитей потянулись от его пальцев к лицам женщин, замерших в круге. Темные глаза Марии подернулись пленкой. Она качнулась вперед, и я попытался порвать связывающие меня путы, чтобы подхватить ее и не дать ей упасть.
Она не упала. Левая кисть чудовища натянула нити, словно пучок поводьев, а его посох задергался, отбивая ритм чуждой мелодии, наполнившей зал. Голова Марии вздернулась кверху, повинуясь натяжению нити, по которой красными молниями пульсировала сила, вливаясь в ее мозг. Единым движением хоровод двинулся по кругу в такт музыке. Сперва шаги женщин были легки и сдержанны, словно они бессознательно выполняли строгие движения церемониального танца. Но их лица были пусты, и даже самые красивые казались сейчас бездушными куклами.
Музыка заиграла быстрее, и вместе с ней быстрее забилось мое сердце. На миг прорывалась мелодия струн, но тут же ее перебивал гром труб. В их крики врывался голос флейты и снова уносил к пению скрипок. И непрестанно удары барабанов и литавр отбивали сигнал, которого я не желал понимать, но которому невольно подчинялся.
Меня корежило от боли, заглушавшей все прочие чувства, проносившиеся сквозь мое тело. Судорога, сводившая мышцы, чуть отпустила, наполнив меня облегчением, которое музыка стремилась превратить в чувство благодарности к колдуну за его милость. Я заставил себя отшатнуться от этой ловушки и все же с чувством вины ощущал странное притяжение к невероятному существу, кружившемуся в середине зала. Женщины танцевали для него, но он делил их со мной.
Его властью они танцевали для нас.
Как они танцевали! С ускорением темпа росла капризная грация их движений. Тонкие кисти рук любовно гладили нежные шеи и медленно опускались вниз. Полные груди натягивали шелк и бархат платьев, когда женщины обхватывали ладонями свои гибкие талии, тонкие пальцы запутывались в юбках и приподнимали их, обнажая восхитительно длинные ножки, обтянутые тончайшими чулками. Головки резко склонялись то вправо, то влево, и сложные прически рассыпались по плечам свободными волнами волос.
Я почувствовал, что во мне просыпается вожделение. Я желал каждую из женщин, на миг врывавшихся в узкий луч моего зрения. Высокие женщины, толстые женщины, старухи и юные девушки, почти дети – все они проносились, сменяя друг друга в бешеной пляске, как воплощение плотских желаний. Только колдовская скованность удерживала меня, но странное дело: я не отвергал ее, потому что музыка уверяла, что ожидание лишь сделает насыщение слаще.
Новая нота вплелась в демонический концерт, прозвучав предостережением в моем мозгу. Границы моего зрения раздвинулись, и я увидел похоть на лицах других мужчин. Я знал, они желали тех женщин, которых я выбрал на эту ночь для себя. Кровавая пелена заволокла мой взгляд, а пальцы тянулись к горлу первого, до кого я мог дотянуться.