— На капитальную подставу похоже. Я уж не знаю, специально или нет, но такое ощущение, что все, прости, обосрались.
— Можешь не извиняться, потому что почти так все и выглядит. Я тебя знаю давно, слежу за тобой…
— Да? — Константин удивленно поднял брови.
— Нет, — замахал руками Толокошин. — Не про то ты подумал! Я в смысле за твоими работами слежу, ты же все публикуешь…
— Только в Интернете…
— Вот там и слежу. Хорошо все, хоть и не со всем согласен. Ну да ладно. Не про то… В общем, получается такая петрушка. Я могу тебе рассказать о подробностях дела, только если ты согласишься сотрудничать.
— Сотрудничать? Звучит как-то…
— Слушай, что у тебя за склад мышления такой, к словам цепляться? Если бы я твои труды не читал, то подумал бы, что ты демократ махровый и диссидент. Не сотрудничать, а работать! Так лучше?
— Лучше.
— Так и получается, что наш дальнейший разговор должен протекать только после твоего согласия и, более того, в другом месте.
— Ты меня все-таки пугаешь.
— Ничуть. — Толокошин опрокинул рюмочку.
— Но общие-то черты работы я могу узнать?
— Можешь. Ничего такого, к чему ты не привык. Все та же работа мозга.
— В какой области?
— В области идеологии.
— Ха! Согласен! Но только ты учти, моя идеология вполне может отличаться от общепринятого образца.
— Без проблем. — Толокошин поставил рюмочку и встал. — Поехали.
— Куда?
— К Президенту…
Один форум:
«"…как только первые деньги появились — их тратят не на развитие экономики, а строят сразу новые „курски" и прочую военную х***ю».
Из статьи «Опасность сильной России»:
«Патриотизм не сможет быть основой успешной государственной политики вXXIвеке».
Президент был совсем не такой, каким его представлял себе Константин. Президент был обычным. В нем не было медвежьей неповоротливости Бывшего, не было взрывной непосредственности Главного Скандалиста страны, в глазах не было тоскливого пораженчества, как у Главного Коммуниста. С Принцем-Администратором его тоже сравнить было трудно, поскольку это был уже не принц.
— Вы как-то странно меня рассматриваете, — сказал Президент, пожав руку Косте и усаживаясь в кресло.
Орлов почувствовал неожиданное неудобство. Однако еще университетское стремление не стесняться лиц начальствующих и привитое всеми философами мира презрение к власти не позволило выказать смущения.
— Просто вас представляют в совершенно разных ипостасях. В основном неверных. Точнее, не соответствующих реальному положению дел.
— Вот как? Интересно. Пока ничего хлеще «Крошки Цахеса» я не слышал.
— Ну нет. — Константин махнул рукой. Этот простой жест позволил освободиться от рефлекторной скованности, которая может появиться у каждого, кого с утра тащат в Кремль. И не от робости, нет. Просто процедуры проверки, контроля и проверки контроля, взгляды охраны, смахивающие на рентген, колючее ощущение, что в затылок тебе не только смотрят, а уже даже целятся, все это способно вогнать в ступор любого человека. — Крошка Цахес — это так… Мелкое хамство, не более. Дело в образе.
— Не совсем понимаю.
— Ну, разные группы населения склонны рассматривать вас… в соответствии со своими желаниями. В идеале, конечно, этим группам хотелось бы воздействовать на вас соответствующим образом.
— То есть?
— Например, демократический Президент. Это такое явление, которое поддерживает демократический миф о порядке. То есть когда вокруг такая благодать произрастает, такое благорастворение воздухов и бланманже, что на красный свет не переходит никто только от сознательности, даже если машин нету. Каждый окурочек в урну летит, а урна вся блестящая и красивая. Никто тебе плохого слова не скажет, все друг другу верят на слово, а государство оное, понятное дело, член НАТО. Полиция, понятное дело, только тем и занимается, что старушек через улицу водит туда-сюда да мафию русскую гоняет.
— Стоп. — Президент ухмыльнулся. — Откуда русская мафия взялась?
— Из России. Вероятно, потому, что демократическое понятие порядка не подразумевает нахождения мечтающего о нем демократа в Российской Федерации. Так уж получается. И Президент, как отражение принципа, должен всячески способствовать переселению демократов в страны с вышеуказанным Порядком.
— Ну хорошо, с этим все понятно. А другой вариант?
— Другой вариант — условно патриотический.
— Равно как и первый условно демократический.
— Не совсем. Первый вариант — это не условность, а такая интересная адаптация демократии к русским условиям. Точнее, к русским демократам. У нас получилось несколько наоборот. Не так, как у всех, что, впрочем, неудивительно. У нас не демократия породила демократов, а демократы, какими были, породили демократию. Яблоня от яблока, а в нашем случае именно так. недалеко падает. Так что каков отец, таков и сын. Потому демократия у нас особенная, слегка того… Ликом зверовата.
— Ладно. — Президент откинулся в кресле. — А условно патриотический вариант?
— Тут ничего оригинального нет. Грохочут сапоги, маршируют колонны, шагают грозные патрули. А на Красной площади выступает, днем и ночью, Вождь. В мундире, без лица, с блестящими пуговицами.
— Тоже весело. Только мне мундир не подходит…
— Образно можно сказать, что демократы ждали от вас похорошевшего Гайдара, а патриоты — усовершенствованного Лебедя. А то, что мундир не подходит, так это я сразу приметил.
— Ага, так я, по-вашему, не подхожу ни под один из этих… ээ… стереотипов?
— Не подходите.
— Почему?
— Потому что вы выглядите как человек, способный навести обычный, нормальный, правильный чиновничий порядок. Чтобы поезда ходили по расписанию, а чиновники вовремя подписывали соответствующие бумаги, армия воевала, а не строила дачи.
— Принц-администратор?
— Все-таки просто администратор. Я как-то не склонен к монархической идее.
— Понятно. Значит, таково ваше первое мнение?
— Совершенно верно.
— Ну, вот и хорошо. Всегда приятно знать, что о тебе думает собеседник. — Президент переложил какие-то бумаги на столе.
«Разведчик, блин… — немного ошарашенно подумал Константин. — Сначала подманят, а потом бряк»,
— Но давайте перейдем к делу. Вы, наверное, слышали про то, каким образом гражданин Липинский покинул Российскую Федерацию.