— В общих чертах. — Орлов окинул комнату тоскливым взглядом. Неожиданно и остро захотелось кофе.
— Что-то ищете? — спросил Президент.
Костя, в очередной раз помянув недобрым словом разведку, проворчал:
— Кофеварку, если честно. Когда речь идет о делах, мне очень хочется кофе.
— Сейчас. — Президент утопил кнопку, дверь позади Константина приоткрылась. — Кофе.
Дверь тихо закрылась, раньше, чем Орлов успел повернуться.
— Тогда давайте подождем о главном, пусть принесут все, что необходимо. Может быть, еще что-то?
— Нет…
— Вы не делаете записей?
— Нет. — Константин развел руками. — Все в голове. Самый главный компьютер.
— Замечательно. Редкое качество сейчас. — Президент замолчал, словно прислушиваясь к чему-то, а затем продолжил: — В беседе со мной Александр Степанович Толокошии порекомендовал вас как специалиста в области… эээ… идеологии. Вы об этом знаете?
— Меня?! — Константин пораженно уставился на Президента.
— Именно вас. Разве это не так?
— Ну… В общем-то так, но боюсь… Хотя смотря для чего вам все это нужно. По моему мнению, та идеология, если это можно так назвать, которую пропагандирую я, никак не укладывается в рамки… ээ… государственного устройства России.
— Именно этого я от вас и жду. Мне нет нужды искать идеологов из числа тех, кто укладывается. Они и так имеются. Немного позже вы сможете посмотреть на плоды их трудов. А сейчас… — Сзади щелкнул замок, Орлов обернулся. В комнату вошла милая девушка, несущая на подносе две чашечки, кофейник, сахарницу и сливки. — А сейчас кофе.
— Замечательно. — Константин взял предложенную чашечку.
— Сахар, сливки? — спросила девушка, голос у нее был чуточку низковат.
«Миленькая», — подумал Костя.
— Спасибо, я сам…
Когда за девушкой закрылась дверь, Президент продолжил:
— Так вот, о Липинском. На данный момент мы имеем огромную проблему.
— Да уж…
— Все гораздо хуже, чем вы можете представить. Тот факт, что это происшествие играет на руку моим политическим оппонентам, думаю, вас не сильно встревожит. В конце концов, политические игры на то и придуманы. То, что ФСБ не смогла задержать олигарха, конечно, досадно, но пережить это можно. Переговоры с Лондоном затянутся, а может быть, даже окажутся безрезультатными. Тоже ничего. У страны есть и другие заботы. Погибли люди. Это вы знаете. И с этим ничего не поделать. Но есть одна действительно серьезная проблема.
— Если она серьезней того, что вы перечислили, то я даже боюсь загадывать.
— Серьезней. Проблема называется — милиция. Согласно предварительным данным, которые предоставило расследование, всего этого бардака можно было избежать, если бы милиция не была, как бы это выразиться…
— Подкуплена?
— Да. То есть сейчас мы имеем внутреннюю армию, которая не лояльна Закону! Мы, государство, граждане, вы и я, кормим армию людей, которые не выполняют своих прямых обязанностей и, более того, наносят вред. Контрреволюция семнадцатого года — мелкие брызги по сравнению с этим.
Орлов налил еще кофе, добавил сливок и встал.
Потом спохватился и снова сел.
— Вы извините, привычка.
— Ничего. Так вот, проблема сейчас не в том, чтобы придумать что-то, чтобы удержать этих людей под контролем, они до определенного предела лояльны. Сейчас мы должны сделать нечто, что сразу даст понять: Закон не может быть нарушен. Его нельзя купить. Продать. Его можно только исполнять.
— Я правильно понимаю…
— И при этом мы не можем пользоваться всей палитрой красок из коробки с надписью: «Тоталитарные технологии».
— Значит, неправильно, — пробормотал Константин себе под нос. Президент сделал вид, что не услышал.
— Необходим новый, яркий, необычный подход. Что-то на грани утопичности, но выполнимое.
— Да, но я-то чем могу помочь?
— Перед вами стоит проблема — милиция. Во всей своей неприглядности. От вас я хочу получить проект решения! Без всяких пригибаний перед общественной моралью, демократической общественностью, еврейским и чеченским вопросами. Мне все равно, на чьи мозоли вы наступите! Нужно решить эту непростую задачу. Мы не можем не отреагировать на событие такого масштаба…
«Остапа несло, — подумал Орлов, доливая в очередную чашечку кофе. — А кофе-то вкусный».
— И все-таки я не совсем понимаю, чего вы от меня ждете.
— Идеи, — просто сказал Президент, — Идеи! И тогда можете считать, что место главного идеолога будет за вами. Беретесь?
Президент, словно давая Орлову подумать, медленно потянул из верхнего ящика папку с документами.
— А массовые расстрелы, показательные казни, ГУЛАГ и переселение народов?..
— Не подходят.
— Берусь, — вздохнул Константин.
— Прекрасно! — Президент толкнул папку по столу к рукам Орлова. — Вот. Ознакомьтесь с предложениями… эээ… ваших коллег, что ли. В общем, почитайте. У вас есть карт-бланш. Составьте список всего, что вам потребуется. Можете оставить его Александру Степановичу. И, если потребуется, звоните мне в любое время. Как, так сказать, осенит.
— По какому номеру?
— Вам дадут трубку. — Президент в первый раз за всю беседу улыбнулся.
Из разных Интернет-ресурсов:
«Ничего не поделаешь — Россия!»
Когда Языков, глядя в пол, зачитал Иванову приказ о переводе, Сергей не сильно удивился. После визита молодого Левина это был только вопрос времени. Мальчишка, попавшийся на горячем, был последователен в своих желаниях, и папа действительно обиделся. Теперь перед лейтенантом стояла непростая проблема выбора. Или черно-белая палка дорожника, или пустая однокомнатная квартира и статус безработного. Идти в электрики не хотелось, и Иванов отправился на улицу.
От него теперь сильно несло перегаром. Брился через день. Питался в основном пельменями.
Взяток не брал. Не из ложной принципиальности, а потому что принять замусоленные бумажки из рук прихваченного на превышении водилы означало опуститься еще ниже. Хотя иногда тоскливыми долгими и пьяными вечерами начинало казаться, что ниже уже некуда.
— Серег, а ты чего всегда такой? — однажды поинтересовался напарник, прыщавый и нервный парнишка, злящийся на судьбу за то, что она свела его с таким нелепым партнером. На первый взгляд, Иванов был, что называется, классика. Небрит. Нетрезв. Понижен в чине. Едва держится на работе. Казалось бы, такому сам бог велел браться за ум и стричь капусту на паях с коллегой.