Ассасин пожал плечами.
— Как вляпались — не знаю. Но ты прав: мы оказались на одном пути. И никто из нас не желает окончить его в брюхе акулы.
— Я расцениваю это как предложение действовать сообща.
— Да, но только на время. Не жди, Элан, что я поцелую тебя в щечку и пожелаю спокойной ночи.
— Что, даже разочек не поцелуешь?
— Ты бы лучше поднялся на палубу и поглядел, как там. Я сам с ним управлюсь.
— Торопись, Калам. Капитан и так потерял много крови.
— Знаю.
Салк Элан ушел. В каюте Калам разыскал мешок с лекарскими принадлежностями и стал зашивать израненные руки. Он закончил с одной рукой и взялся за вторую, когда капитан застонал.
— Потерпи, капитан. Еще немного, заштопаю тебе и другую руку.
— Я его перехитрил, — прошептал капитан, не открывая глаз.
— Мы так и подумали, — ответил ассасин, продолжая орудовать иглой. — А теперь помолчи и дай мне закончить.
— Пормквалю тоже не поздоровилось.
— Ошибаешься. По-моему, на нем ни одной царапины. А в остальном… говорят, подобное притягивает подобное.
— Ты и этот напыщенный хлыщ… тоже притянули друг Друга?
— Спасибо за наблюдение. Я постоянно это слышу.
— Но это уж ваша забота, — сказал капитан.
— И лейтенанта тоже.
Капитан через силу улыбнулся. Глаза он так и не открывал.
— Хорошо, — прошептал он.
Калам отодвинулся и протянул руку за бинтами.
— Сейчас тебя перевяжу. Да, забыл порадовать: тот телохранитель мертв.
— Так он сам себя и угробил. От первого удара я увернулся. Он саблей рубанул по веревкам. Не по тем. Ну и заработал себе деревяшку в глотку… Чувствуешь, Калам? Мы по-прежнему плывем. Спасибо богам: они смотрят на нас сверху. И помогают. «Затычка» порядком набрякла. Но держится на плаву.
— Пока держится. Мы залатали все дыры, какие могли. Все тряпки в ход пошли.
— Ну, недостатка в тряпках у нас никогда не было.
— Перевязал я твои руки, — сказал Калам и встал. — Теперь поспи. Ты нам нужен здоровым, причем скоро.
— Вряд ли я поправлюсь. Не забывай, остался второй телохранитель. Он меня добьет, едва представится возможность. Живой я мешаю казначею.
— Мы об этом позаботимся, капитан.
— В прямом смысле?
— В прямом.
Калам вышел из каюты. По пути на палубу он выдвинул свои кинжалы из ножен.
«В самом прямом смысле, капитан».
Буря стихла. Небо на востоке светлело, приобретая нежно-золотистый оттенок. «Затычка» вновь шла прежним курсом. С полубака были тщательно убраны все следы ночного столкновения. Матросы занимались привычным делом, хотя Калам сразу заметил напряженность на их лицах.
Казначей и второй телохранитель стояли возле центральной мачты. Новоявленный капитан не сводил глаз с приближавшегося пиратского судна. Расстояние уже позволяло увидеть людей, сгрудившихся на тамошней палубе. Внимание телохранителя было сосредоточено на Салке Элане, стоявшем у лесенки на полубак. Их разделяло не более десяти шагов. Матросы чувствовали: что-то назревает, но не делали ни малейших попыток вмешаться.
— Возложили на себя обязанности капитана? — спросил Калам.
Казначей резко кивнул, стараясь не встречаться с глазами ассасина.
— Я намерен выпутаться из сложившегося положения.
— Точнее, бросить им кость. И сколько это будет? Три четверти груза? Или весь? А потом вы предложите себя в качестве единственного заложника. Очень великодушно.
Казначей побледнел.
— Тебя это не касается, — выдавил он.
— Разумеется. Но меня касается убийство капитана и его старших помощников, поскольку это увеличивает опасность плавания. Если команда и не знает наверняка, то догадывается, чьих это рук дело.
— За порядком следят военные моряки. Советую удалиться в свою каюту. Там с твоей головы не упадет ни один волос. Но только попробуй вмешаться, и отправишься кормить акул.
Калам взглянул на приближающийся пиратский корабль.
— Думаешь договориться с пиратами? А что им помешает перерезать тебе глотку и уплыть со всем добром? — спросил ассасин, незаметно перейдя на «ты».
Казначей тоже этого не заметил.
— Сомневаюсь, что мой дядя и двоюродные братья станут меня убивать, — сказал он. — А теперь я настоятельно предлагаю тебе отправиться в каюту и не высовывать оттуда носу.
Игнорируя его совет, Калам прошел к военным морякам.
По их рассказам, ночное сражение с пиратами было яростным и коротким. Мало того что корабль развалился у тех под ногами — обезумевшая команда затеяла еще и потасовку между собой.
— Это больше походило на бойню, — призналась лейтенант. Моряки поглядывали на протекающую обшивку, торопясь заткнуть очередные дыры.
— Наши не получили ни одной царапины, — добавила женщина.
— Вы разобрались что к чему? — тихо спросил Калам.
— Более или менее. А почему ты спрашиваешь, капрал?
— Казначей прикажет вам сложить оружие.
— Ого! А потом пираты перережут нам глотки и пошвыряют за борт? Не знаю, какие документы получил этот казначей, но здесь дело попахивает государственной изменой.
— Пусть он украл у другого вора, однако я понимаю, о чем ты говоришь.
Калам встал.
— Я переброшусь парой слов с командой, потом вернусь сюда.
— Слушай, Калам, а почему бы нам прямо сейчас не расправиться с этим казначеем и его шавкой-телохранителем?
— Не стоит нарушать правил, лейтенант. Оставь убийство тем, чьи души уже запятнаны кровью.
Женщина понимающе кивнула.
Калам разыскал матроса, с которым говорил тогда, в трюме. Матрос стоял на полубаке и сворачивал канат. Всем своим видом он показывал, что очень занят.
— Слышал, ты спас капитана, — шепнул матрос, увидев Калама.
— Спас-то спас, но он не в лучшем состоянии.
— Понимаю. Наш кок стоит у его каюты. С тесаком. А кок у нас такой — может тесак и в ход пустить. Я даже видел, как он этим тесаком бреется. Кожа гладенькая, как грудки у невинной девушки.
— Кто теперь вместо помощников капитана?
— Если ты спрашиваешь, кто делает так, чтобы корабль плыл вперед, а не ко дну, и кто не дает ребятам бездельничать, так это я. Только новый капитан не больно-то хочет ко мне прислушиваться. А его верзила, едва море успокоилось, приказал лечь в дрейф.
— Чтобы груз из трюма перекочевал на соседний кораблик?