Длинные пальцы Честняги комкали мокрую от крови тряпку, которую он прикладывал к собачьим ранам. Маппо выпрямился и вновь стал вглядываться в Аренский путь. Дорогу нескончаемых трупов. За спиной Буян что-то крикнул капралу, и тот подбежал к нему.
«Икарий, друг мой. Скоро ты пробудишься, и мне опять будет горестно, а ты начнешь удивляться и спрашивать, отчего я грустен… Причина моей грусти — в тебе, друг. Ты забыл не только сотворенные тобой ужасы. Ты ничего не помнишь об удивительных способностях, которыми был так щедро наделен… Сколько мертвых вокруг. И я уже ничем не могу им помочь. А что бы сделал ты, Икарий?»
Честняга все так же склонялся над ранеными собаками. Повозка вздрогнула — в нее забрался Геслер. Буян сел на козлы. Лица обоих были непроницаемыми.
— Геслер, вы нашли его? — спросил Честняга. — Буян тебя позвал. Значит, вы его нашли? Где он?
— Нет, парень. Мы его не нашли. Буяну показалось, вот он и крикнул мне. А когда присмотрелись — увидели, что обознались.
— Слава богам, — облегченно вздохнул Честняга. — Значит, есть надежда, что он уцелел.
— Надежда есть, но кто знает!
Честняга вернулся к своему скорбному занятию. Встретившись глазами с капралом, Маппо понял, что тот соврал парню. Трелль понимающе кивнул.
— Спасибо тебе, трелль, что осмотрел собак, — сказал ему Геслер. — Я понимаю, что они обречены, но все-таки… — Его голос дрогнул. — Если хочешь, можем довезти тебя до Арена.
Маппо покачал головой.
— Благодарю за предложение, капрал. Треллей не очень жалуют в Арене. Так что я пойду своей дорогой.
— Как знаешь.
Буян развернул повозку.
«Что бы ты сделал на моем месте, Икарий?»
Они отъехали шагов на тридцать, когда Маппо их окликнул.
Повозка остановилась. Трелль побежал к ним, на бегу роясь в своем мешке.
Паст спускался по каменистой пыльной тропе. Несколько раз он останавливался и задирал свою изношенную одежду, чтобы почесаться. Когда же у него зачесалось в нескольких местах сразу, он завопил и стал оголяться.
Пауки! Их были сотни. Они падали вниз и быстро расползались, забиваясь во все щели и трещины.
— Я так и знал! — вопил Искарал. — Хватит прятаться! Вылезай! Я требую!
Пауки выползли на раскаленные солнцем камни.
Хватая ртом воздух, верховный жрец Тени следил, как кивер приобретает человеческий облик. Вскоре перед Искаралом стояла жилистая черноволосая женщина. Она была почти одного роста с ним, а черты ее лица удивительно напоминали его собственные. Искарал Паст нахмурился.
— Думаешь, ты меня одурачила? Думаешь, я не догадывался, что ты прячешься где-то поблизости?
Женщина ухмыльнулась.
— Мне незачем думать. Я и впрямь тебя одурачила. Погляди, на кого ты стал похож? Твердолобый идиот! Впрочем, на Даль Хоне все мужчины такие — твердолобые идиоты!
— Такое можно услышать только от уроженки Даль Хона.
— Конечно. Кому как не тамошним женщинам знакомы все повадки этих идиотов!
— Как тебя зовут, дивер?
— Могора. Я здесь уже много месяцев. Понимаешь, месяцев! Я видела, как ты прокладывал ложные тропы, малевал изображения рук и лап на камнях. Видела, как ты приволок в лес тот белый камень. Хоть в моем роду и полно идиотов, к счастью, я не пошла по их стопам!
— Ты ни за что не доберешься до настоящих врат! — закричал Искарал Паст. — Никогда!
— А я и не хочу! Слышишь, дурачина!
Искарал вперился глазами в ее угловатое лицо. Потом забегал вокруг Могоры.
— Почему ж это ты не хочешь добраться до врат? — удивленно замурлыкал он.
Могора резко остановила его кружения, потом встала, скрестив руки на груди, и смерила Искарала насмешливым взглядом.
— Я сбежала с Даль Хона, чтобы избавиться от идиотов. Так зачем мне становиться Властительницей, чтобы править другими идиотами?
— Да ты, смотрю, настоящая дальхонская ведьма! Ехидная, над всем посмеивающаяся сука — вот ты кто!
— Ты сам — дальхонский чурбан. Лукавый, лживый и ненадежный.
— По-моему, это одно и то же.
— У меня в запасе полно других слов.
— Интересно бы послушать. Они двинулись дальше.
— Лживый, обманчивый, вороватый, — продолжала награждать его эпитетами Могора.
— Погоди! Ты меня уже называла лживым!
— Ну и что? Могу еще раз повторить. Лживый, скользкий, вероломный…
Громадный дракон неслышно взмыл в воздух, поднявшись с вершины плоской горы. Сквозь перепонки его широких крыльев просвечивало солнце. Черные глаза заметили две фигурки, спускавшиеся вниз по каменистой тропе. Мельком взглянув на них, дракон открыл древний магический Путь и исчез.
Искарал Паст и Могора стояли, задрав головы, глядя на пятнышко в небе. Губы верховного жреца Тени тронула легкая улыбка.
— Вот тебя уж точно не одурачишь. Явился сюда, чтобы охранять вход в истинные врата. Тлан-имас, вечно памятующий о своем долге. Ваши шаманы с их тайнами просто сводят меня с ума!
— Не с чего сводить. Ты уже родился свихнутым, — пробормотала Могора.
Не слушая ее, он продолжал, обращаясь к исчезнувшему дракону:
— Согласись, опасность миновала. Разве один ты бы выстоял? Против своих же? Нет, без меня тебе бы не выстоять. А ты даже не поблагодарил Искарала Паста!
Могора презрительно расхохоталась. Искарал одарил ее испепеляющим взглядом и продолжил путь по тропе.
Завидев знакомую башню, Искарал встал под ее единственным окошком и закричал:
— Я дома! Я вернулся домой!
Эхо запоздало отозвалось на его крики и стихло.
Верховному жрецу Тени не стоялось на месте. Он опять пустился в пляс. Могора молча наблюдала за ним.
Наконец из окошка высунулась голова бхокарала. Оскаленные зубы, должно быть, означали улыбку, но Искарал Паст сомневался в этом. Он всегда в этом сомневался.
— Глянь-ка, — проворковала Могора. — Один из твоих приверженцев.
— Напрасно ты шутишь.
— Между прочим, я проголодалась, и это уже не шутка. Теперь, когда слуга тебя покинул, кто будет готовить еду?
— Ты, кто же еще!
Из Могоры полился яростный поток ругательств. Довольный Паст наблюдал за нею.
«Боги милосердные, а ведь я не утратил своего обаяния!»
Огромная, ярко раскрашенная повозка съехала на обочину и встала, окруженная облаком пыли. Лошади пугливо озирались по сторонам, встряхивали гривами и ударяли копытами. Из повозки выбрались два существа ростом не выше локтя и засеменили на кривых ножках к Аренскому пути. Двигаясь, они постоянно размахивали своими длинными руками. Чем-то они напоминали бхокаралов. Их личики морщились, а глаза щурились от яркого солнечного света. От бхокаралов этих коротышек отличало то, что между собой они говорили на языке дару.