– Мы умрем?… Я не хочу умирать! Глебушка, миленький, ну сделай же что-нибудь!..
И тут гудение прекратилось. Разом. Глебу сперва даже подумалось, что у него заложило уши, настолько вдруг стало тихо. Но уже в следующее мгновение он услышал новый звук. Больше всего он походил на шелест листьев в ветреную погоду. Или как будто кто-то огромный высыпал на ель, под которой они сидели, гигантское лукошко сушеного гороха, тем более что еловые ветви над ними действительно задрожали. А еще стало светло – настолько, насколько возможно под сенью еловых ветвей в пасмурную погоду. И перестали кусаться восьмилапые микрочудовища.
Сидевший на корточках мутант опустил взгляд и увидел, что земля под ним усыпана не только пожелтевшей хвоей, но и многочисленными трупиками крылатых арахноидов [10] . Впрочем, некоторые из них еще шевелились, но взлететь и напасть уже точно не были способны.
Тогда Глеб вытянул руки, чтобы раздвинуть перед собой колючую завесу, которая в отличие от верхних ветвей по-прежнему не пропускала свет. Он собрался высунуть голову наружу, но как только раздвинул ветки, из сделанного проема на колени ему и под ноги хлынул шуршащий черный поток. Мутант быстро убрал руки и отпрянул, ударившись при этом затылком о ствол ели. Раздраженно зашипев, больше от злости на себя, чем от боли, он мысленно выругался, приподнялся на полусогнутых ногах и развел уже те ветки, за которыми свет был виден. Высунул голову, опустил взгляд и ахнул: ель метра на полтора снизу словно утонула в темно-сером, слабо шевелящемся сугробе.
Глеб, преодолевая сопротивление веса этой полуживой кучи, поднял нижние ветки, как смог, распинал перед собой «сугроб» и прошамкал начавшими опухать искусанными губами:
– Фылежайте!.. Пиштолетеш, помоги Шашку.
Сдвинувшись в сторону, он пропустил вперед товарищей и побрел сквозь груду хрустящих под ногами псевдонасекомых.
Выйдя на чистое место, он тут же запрокинул голову к небу и покрутил ею. Видимой опасности поблизости не наблюдалось.
А вот старуху первым заметил Пистолетец.
– Ой, фто эфо? – с трудом прошамкал он такими же, как у Глеба, на глазах опухающими губами.
Мутант «вернулся с небес» и посмотрел туда, куда глядел лузянин. Шагах в десяти от них, возле засохшего дерева, стояла, опираясь на клюку… Баба-Яга.
Худая, словно скелет, согнутая почти до земли, с огромным горбом старуха и впрямь напоминала лесную ведьму из сказок. Из-под спутанных редких седых косм свирепо посверкивал глаз, второй был затянут бельмом. Длинный, крючковатый нос, как и щеки с подбородком, покрывали многочисленные волосатые бородавки. Одежда старухи представляла собой нечто, напоминающее покореженный жестяной кожух, провалявшийся под открытым небом пару десятков лет. Скорее всего, этот тулуп был когда-то сшит из звериных шкур, но за долгие годы настолько вытерся, засалился, заскоруз и прохудился, что определить его истинное происхождение уже не представлялось возможным.
– Подьте сюды, – скрипучим, но неожиданно сильным голосом позвала «Баба-Яга».
Первой мыслью Глеба было: «Догнали все-таки!» Но чуть поразмыслив, он решил, что вряд ли такая едва держащаяся на ногах древность могла столь долго и быстро гнаться за ними. Да и никаких старух (и вообще особ женского пола) он среди напавших на храмовников «диких» не видел. Мутант обернулся к придерживающему за плечи Сашка Пистолетцу и мотнул головой: идем, мол. Лузянин в ответ нахмурился, но все же кивнул.
Подойдя к «ведьме», приятели остановились, ожидая, что же она скажет им дальше. Однако старуха ничего говорить не стала, а, поманив Глеба пальцем, заставила его наклониться и неожиданно шлепнула его по губам ладонью, чем-то уколов при этом. Мутант отдернулся, хотел закричать на сумасшедшую бабку, но почувствовал вдруг, как с губ быстро спадает онемение вместе с припухлостью. Он попробовал пошевелить ими, удовлетворенно хмыкнул и вполне отчетливо произнес:
– Спасибо!
Пистолетец, увидев это, сам наклонился к бабке:
– И фне!..
«Баба-Яга» молча повторила процедуру. Глеб успел заметить, что между пальцев у «ведьмы» зажата пара желтых прошлогодних сосновых иголок. «Иглоукалывание», – выплыло откуда-то из глубин нарушенной памяти.
Старуха между тем, призывно мотнув головой, развернулась и, постукивая о землю клюкой, довольно шустро побрела в чащу. Путники, переглянувшись, отправились следом. Вернее, переглянулись лишь Глеб с Пистолетцем, – глаза у Сашка были закрыты, а ноги его больше не держали совсем, так что в итоге мутант подхватил паренька на руки.
Шагая за бабкой, Глеб то и дело оглядывался, чтобы запомнить обратный путь, и вскоре понял, что вообще перестал ориентироваться в этой глухой темной чаще. Теперь, доведись им возвращаться к плоту, он бы просто не знал, в какую сторону идти. Судя по встревоженному выражению на распухшем лице Пистолетца и тому, как растерянно тот вертел головой, лузянин думал примерно о том же.
«Ничего, – успокаивал себя Глеб. – Живы будем – выберемся. Не съест же нас эта Баба-Яга, в конце-то концов. А вот если накормит и хотя бы парня на ночь пристроит – вообще красота будет». За Сашка мутант действительно начинал все сильнее и сильнее волноваться. Паренек как потерял сознание, так больше и не приходил в себя. Глеб откуда-то помнил (сама информация в голове нашлась, а вот источник остался неизвестным), что после многочисленных укусов пчел у некоторых особо чувствительных к пчелиному яду людей может даже наступить летальный исход. Так то пчелы! А тут вообще неведомо кто. Судя по тому, как сильно распухли покусанные места у самого Глеба и как их нестерпимо жгло, яд у летающих псевдопауков был той еще гадостью.
Идти, к счастью, пришлось недолго. «Баба-Яга» остановилась перед какой-то поросшей мхом грудой старых поваленных деревьев. Глеб сначала подумал, что старуха просто не может через нее перебраться. Но та, и без того согбенная, наклонилась еще ниже и открыла в этой «груде»… дверь. Та располагалась настолько низко, что, казалось, вела прямо под землю. Впрочем, почти так оно и было. Жилище «ведьмы» представляло собой довольно просторную землянку, а те старые стволы, что Глеб принял за беспорядочную груду, служили ей крышей.
Вниз вели бревенчатые ступеньки со стесанным верхом, по которым старуха словно скатилась вовнутрь. Затем из «дверного проема» показались ее сухие и тонкие, как высохшие ветки, руки.
– Давай, – проскрипела хозяйка землянки.
Глеб поначалу не понял, чего от него хотят. Но руки «Бабы-Яги» повелительно качнулись, и она повторила:
– Давай его сюды!
Стало понятно, что старуха говорит о Сашке. Все казалось логичным, с парнем на руках Глебу все равно было бы не протиснуться в этот лаз – одному-то не застрять бы. Но вот так взять и сунуть паренька в «ведьмины» лапы тоже почему-то сильно не хотелось. Да и как она его удержит, в ней душа-то еле теплится?… Уронит еще!