К дебаркадеру, устало отфыркиваясь, подходил теплоход. Белый, изящный, сверху он тоже казался игрушечным. Но, приглядевшись внимательней, Глеб (та часть, что все еще оставалась им) оторопел. Это была «Москва»! Та самая «галера», появление которой и привело мутанта с друзьями сюда, в логово загадочной «ведьмы», благодаря чарам которой он и наблюдал сейчас вновь злополучное судно. Ну да, вот же и надпись на борту – четкая, яркая: «Москва».
Пока Глеб приходил в себя, теплоход уже причалил к дебаркадеру, а мужчина, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, несся по лестнице вниз. Только сейчас сознание мутанта заметило в руках у того букет – красные с белыми прожилками тюльпаны.
А потом… Непонятно, чье сердце – того мужчины или Глеба, впрочем, оно было сейчас общим – на пару мгновений будто остановилось, а потом застучало горячо, жадно, часто… По трапу, переброшенному с борта «Москвы», шла девушка. Глеб и не подозревал, что на свете могут существовать столь прекрасные создания. Мужчина, похоже, тоже с трудом в это верил. Девушка выглядела точеной статуэткой, идеалом, богиней!.. Ее длинные золотистые волосы сияли на солнце, развеваясь на легком ветру, словно вымпел победившей любви. Глаза, глубокие и синие, как лесные озера, будто втянули в себя мужчину, а вместе с ним и Глеба, и оба они успели произнести: «Ма…», потом мужчина закончил: «…шечка!..», мутант же прошептал: «…ма».
Наверное, он произнес это вслух, потому что, внезапно очнувшись, увидел в единственном глазе склонившейся над ним старухи неподдельный интерес.
– Вспомнил? – проскрипела она.
– Нет… Не знаю, – непослушными губами, будто заново привыкая к ним, произнес Глеб. – Это были не мои воспоминания.
– Но ты сказал: «Мама». Ты видел ее?
– Да. Наверное, да… Только та девушка не может быть моей мамой. Слишком молодая и слишком…
– Баская? – закончила вместо замолчавшего мутанта «Баба-Яга». – Так ить и ты не урод. На шерсть не гляди, смотри глубже… А что молода шибко, так ить сам говоришь, что не твоя-то память была. Я так смекаю, то был батька твой. В тебе его память осталася. Токо так. Папка с мамкой, деды да прадеды – а никого чужого быть в тебе и не может.
– «Генная память?»
– Мне уж неведомо, как твово батьку звали – Геной ли, Вовой ли… – усмехнулась старуха. – Давай-ко повечеряем скоренько, да спать будем ложиться, милок. Устал ты шибко. Да и я тоже.
– Но как же? – встрепенулся мутант. – Я же, по сути, так ничего и не вспомнил!
– Мамку с папкой увидел – то и ладно. Корни свои помнить – вот оно главное. Остальное – пыль наносная. Не вспомнишь – новую нанесет.
Проснулись рано – мутная пленка на «окнах» едва-едва окрасилась розовым отблеском близкого рассвета, так что хозяйка, как и минувшим вечером, зажгла лучину. То есть лучина, когда Глеб открыл глаза, уже горела. Кроме того, потянувшись за одеждой, мутант увидел, что та худо-бедно залатана, заштопана и даже почищена. Когда же это «Баба-Яга» все успела? Видать, и впрямь с помощью колдовства, не иначе!
Глеб с удовлетворением отметил про себя, что Сашок выглядит совершенно здоровым и снова одет в свой неразлучный, тоже зашитый и заштопанный бабкой плащ. Правда, погрузившись в собственные мысли, мутант не обратил внимания на странные взгляды, которые поминутно бросал паренек на старуху, словно умоляя ее о чем-то.
Позавтракали остатками вчерашнего ужина – вареными вкрутую яйцами неведомо какой птицы (но не куриными точно), еще прошлогоднего урожая моченой брусникой, солеными (где и соль-то добыла старая?) грибами, весьма вкусными лепешками (хоть и определенно не из зерновой муки). Завтракали в полной тишине, молча. Каждый думал о чем-то своем.
Глебу не давала покоя девушка из вчерашнего видения. Он уже почти стопроцентно уверился, что это была его мама. Но… мама совсем молодая, когда она еще и мамой-то не являлась. И теперь мутант усиленно напрягал память, чтобы вспомнить, видел ли он когда-нибудь эту девушку позже – уже взрослой женщиной, ставшей его мамой де-факто. Вспоминал – и никак не мог вспомнить. Казалось, вот-вот – и всплывет перед глазами вожделенный облик! Еще чуть-чуть – и капризная память приоткроет свои завесы!.. Но… этого так и не случилось. Единственное, что, кроме маминого портрета (пусть и многолетней давности), вбил себе в «новую» память Глеб, было ее имя. Отец назвал ее Машечкой (надо же, как необычно и нежно!). Стало быть, Маша, Мария… Славное имя! Пожалуй, самое лучшее из всех на земле.
Еще он, сожалея, подумал, что так и не удалось увидеть отца. Казалось бы, он находился в его теле, куда уж ближе! Но что толку находиться внутри кого-то, если хочешь увидеть его снаружи. К сожалению, никаких зеркал по дороге к пристани им за короткое время «сближения» так и не встретилось. Даже отцовские руки мутант увидел лишь мельком, в самом конце – протянутые навстречу любимой… Красивые руки, с тонкими длинными пальцами. Отнюдь не рабочими. Кем был его отец – ученым, музыкантом, писателем? А может – и скорее всего! – в то время еще только учился?… Странно, но Глеб все же с большой убежденностью верил, что если маму он не раз видел наяву, только не может об этом вспомнить, то отца он даже не пытался вспоминать, будто знал (почти без сомнений), что в сознательном возрасте ни разу его не встречал. А если и встречал, то не имел понятия, что это его отец.
– Куды пойдете? – задув лучину, прервала затянувшееся молчание «Баба-Яга», словно давала понять гостям, что пора бы тем, как говорится, и честь знать.
– Мы… в Устюг собрались, – с легкой запинкой, бросив взгляд на друзей, ответил Глеб. Скрывать что-либо от этой старой женщины он посчитал бесполезной и глупой затеей. К тому же надеялся получить от нее какой-нибудь дельный совет.
Однако никаких советов «ведьма» давать не стала. Лишь спросила:
– Напрямки пойдете, али как?
– Да куда уж напрямки, – помотал головой мутант. – Нас же тут сгрызут заживо! Какие-нибудь гигантские муравьи или крокодилозайцы.
– Мураши такие имеются, – кивнула старуха. – Да и зайцы, хоть не коркодиловы, но тож покусать могут.
– Вот и мы думаем, – сказал Глеб, – к реке нужно идти. А уж вдоль нее – к городу.
– Знаешь, где река-то? – прищурила единственный зрячий глаз «ведьма».
– Если честно, то нет. Как-то все вчера перемешалось в голове… Хотя солнышко сегодня, – мотнул головой мутант на посветлевшие «окна», – так что сориентируемся как-нибудь.
– А то ты упомнил вчера, когда бег сюда, куды солнышко светило! – ощерила беззубый рот старуха. – Ладно, укажу куды идти, не боись. Тока по лесу сторожко идите и не мешкайте. Зверья лютого много. И двуногие тож стренуться могут. Тутока-то вас звери не тронут теперя, сказала я им, а вот подале когда отойдете, тамока сами уж…
– Сказали? – вздернул брови Глеб. – Зверям?
– Ну сказала, и што? У зверья тож ухи имеются. Все, ступайте. Неча зазря рассиживаться.