Едва Артем пришел в себя, как находившийся рядом Такамори объяснил своему господину, в чем тот был не прав.
— Ты, господин Ямомото, знаешь меня достаточно давно, — так начал Такамори, — чтобы усвоить, что я — яма-буси, а не деревенский лесоруб. Когда яма-буси берутся за дело, они думают обо всех сложностях, какими может обрасти это дело, как камень обрастает мхом. Тем более я не мог упустить то, что лежит на поверхности! Лежит, как цветок кувшинки поверх пруда. После того как я подал фонарем знак, я оставил Фудзита у ворот, чтобы тот встретил гостей, а сам вернулся в монастырь. Я выбрал место у монастырского колодца — оттуда отлично просматривается и дом, где ночуют монахи, и дом, где ночевали господин даймё и господин бывший император. Если бы кто-то появился из одного или из другого дома, я бы вовремя это заметил… заметил бы уже тогда, когда стала бы отъезжать в сторону дверь. Я бы рванул туда с быстротой летучей мыши и сумел бы вернуть ночного человека в состояние покоя до того, как он что-нибудь заметил и понял. Со своего места у колодца я слышал топот множества ног по равнине. Касаясь земли рукой, я чувствовал ее нарастающую дрожь. Я знал, что это бегут к монастырю воины сиккэна, что они уже близко. И вдруг я слышу громкий крик господина. Этот крик был похож, да простит меня господин, на крик раненого тигра: «Измена! На нас напал Годайго!» Незачем мне приводить все слова господина даймё, господин, конечно же, сам прекрасно помнит, что кричал в тот момент. Я догадался, что господин даймё чутким ухом тоже услышал приближающийся топот ног воинов сиккэна и, увидев, как кто-то поднялся и идет к выходу, прибегнул к хитрости: поднял всех на ноги и стравил друг с другом, чтобы создать переполох и тем задержать их в доме, пока воины добегут. С точки зрения боряку-дзюцу, учения, как управлять событиями, господин даймё сделал все правильно. Только если бы господин не кричал, все прошло бы намного проще и спокойнее. Своим криком господин даймё переполошил и монахов в кельях, те стали выскакивать наружу как раз в тот момент, когда во двор вбегали воины. Мой долг — спасать господина даймё. Потому я бросился к нему на выручку. Я очень вовремя вбежал в дом, потому что монах, который поднял руку на господина…
Ногу, мог бы поправить Артем, но счел эту подробность несущественной.
— …он уже собирался задушить оглушенного господина. Я добрался до него, проскочив между дерущимися монахами господина Годайго и самураями господина даймё, и нанес душителю удар пальцем в основание черепа. Если господин захочет освоить этот удар, я научу его. Он позволяет лишить человека на длительное время способности двигаться и даже говорить, но не убивает. Хотя если ударить чуть сильнее, то убьешь. Я ударил вполсилы. А потом вытащил господина даймё во двор, где воины сиккэна уже сошлись в поединках с монахами…
Следы этой битвы можно было наблюдать повсюду. Во дворе лежали убитые самураи и убитые монахи-сохэй. Монастырь напоминал поле боя. Но все-таки внезапность нападения сказалась на исходе битвы местного значения. К тому же сиккэн отрядил для операции полусотню воинов, то есть больше, чем сохэй в монастыре.
Словом, самураи одолели застигнутых врасплох, не готовых к сражению монахов. Когда перевес обозначился отчетливо и стало ясно, на чьей стороне будет победа, монахи побросали оружие и сдались. Плененных согнали в дом с монашескими кельями и заперли там. А Годайго в одиночестве и под присмотром аж трех самураев оставили в том здании, где он ночевал.
— Фудзита, впустив самураев в монастырь, как ты и велел, побежал к женщинам. Он и сейчас с ними. — Завершив свой, так сказать, отчет перед очухавшимся господином, Такамори направился в сторону монастырской кухни и вернулся оттуда с дымящейся плошкой в руках. Наверняка старик заваривал не монашеские, а свои травы — те, что собрал в горах подле Ицудо и повсюду таскал с собой.
Артем принял плошку с «ядом» и храбро отпил из нее. Пойло было, разумеется, преотвратнейшее, как и все пойла, что готовил Такамори. Оставалось только надеяться, что оно окажется столь же целительным, как и все остальные его лекарственные зелья. Артем допил до конца, поставил плошку на землю.
Они с Хидейоши сидели в центре двора у обязательной для всех буддийских монастырей Ступы, сооружения, символизирующего просветленный учением Будды ум. Вокруг суетились победители — оттаскивали убитых монахов в одну сторону, своих, самураев — в другую.
— Так что дальше? — вновь спросил Артем, кивком поблагодарив Такамори за питье и жестом отправив от себя.
— Будем делать то, что приказал сиккэн, — сказал Хидейоши. — Сиккэн велел оставить в монастыре Годайго и вместе с ним всех воинов — на случай, если вдруг кто-то прознает о местопребывании Годайго и попытается его отбить. Тебя же и твоих людей велено отвести по верхней дороге к Красному ручью. Там нас будет ждать сиккэн, там же сейчас стоит императорское войско. Вместе с сиккэном мы направимся к долине Нокэ, навстречу армии мятежников. Туда уже должен выдвинуться авангард императорской армии. На подступах к Нокэ мы соединимся с авангардом и дадим мятежникам бой.
— Вот как значит… — задумчиво проговорил Артем.
Он не стал задавать глупых вопросов насчет того, почему сиккэн распорядился так, а не иначе. Глупых — потому что только сиккэн знает почему. Можно предположить, что Ходзё Ясутоки решил, пока все не закончится, подержать бывшего императора подальше от многолюдия своей армии. Вдруг кто-то попытается выкрасть сиккэна из лагеря императорской армии? Вдруг и в окружении сиккэна есть люди Годайго, ведь у самого сиккэна были такие люди или такой человек поблизости от Годайго. Кстати, а кто этот… еще один Штирлиц? Пока он ничем себя не проявил. Кто его знает, может, и вообще не проявит. Только сиккэн знает, какие он отдавал ему распоряжения. Может быть, таится ото всех, что бы вокруг ни происходило. А может быть, он уже зарублен в схватке за монастырь…
— Скажи мне, Хидейоши, а что ты сам и твои… близкие думали обо мне все эти полтора месяца?
Вопрос Артема задал не праздный. Брат и сестра Кумазава не могли знать правду, известную только сиккэну и Артему, поэтому вольны были думать о светловолосом чужеземце все, что угодно. Ну, до поры до времени они ничего особо плохого не думали, с чего бы! А вот когда по стране поползли слухи о том, что в Ямато зреет мятеж и зерна этого мятежа разбрасывают экс-император Годайго вместе с небезызвестным Белым Драконом, и неприятные слухи с каждым днем только усиливались, вот тогда мысли членов семьи Кумазава могли повернуться в каком угодно направлении.
Между тем Хидейоши размышлял над ответом довольно долго, Артем уж было хотел поинтересоваться, был ли он услышан, но в этот момент самурай Кумазава наконец заговорил:
— Что я мог думать? Я спросил сиккэна, и тот сказал: «Белый Дракон бежал из столицы, когда я обвинил его в убийстве Такаши. Его нашел Годайго и уговорил встать рядом с ним, не иначе пообещав большую награду за помощь. Да только мы не позволим Годайго вернуться на престол». Скажу честно, я не удивился. Ты человек из другой земли. Мне неизвестны обычаи и законы твоей земли, мне не понять твоих мыслей… Нет, ненависти к тебе у меня не было. Ты чужеземец и не давал клятву верности ни сиккэну, ни Годайго, так какое мне дело, на чью сторону ты встал. Ты не злоумышлял ничего против императора, и потому ты мне не враг, а всего лишь соперник, сойтись с которым в поединке большая честь…