В зале стало тихо, как в могиле. Вокруг монаха мгновенно образовалось пустое пространство. Одни просители смотрели на смельчака с ужасом и жалостью, как на живого покойника, другие отворачивались и отползали подальше, чтобы их не обвинили в соучастии. А третьи от любопытства даже приподнялись с колен, чтобы не пропустить момент, когда наглеца станут вязать, а если повезет – так и убивать на месте.
– Далек ты от идеала благородного мужа, губернатор! – как ни в чем не бывало продолжал бродячий монах. – Наверно, не знаешь, что неправедного судью в преисподней будут вечно кусать за нежные бока девяносто девять драконов? Покайся!
Начальник стражи смотрел на губернатора, ожидая приказа. А губернатор только махал руками и что-то мычал, потому что огромный кусок кошатины неожиданно застрял у него в горле.
– Впрочем, тебе это уже не поможет, – сказал монах. И тут – никто не заметил как – он оказался возле обеденного стола, выхватил из рук секретаря губернаторскую печать и хлопнул этой печатью губернатора прямо по лбу.
Лопоухий выпучил глаза, раскрыл рот, захрипел, словно задыхаясь, и вдруг изо рта у него вылетел какой-то темных дымок. Монах что-то быстро произнес, схватил со стола тушечницу, щелкнул крышкой – и дымок пропал. Губернатор что-то промямлил, упал мордой в блюдо со змеей и захрапел. Монах убрал тушечницу в рукав, положил печать на стол и обернулся к придворным.
– Вы были свидетелями обряда изгнания злого духа, который пожрал душу вашего правителя, – торжественно объявил он. – Судя по всему, я поймал одного из неправедных судей Адской Иерархии – дома разберусь…
Монах с довольным видом погладил крышку тушечницы.
– Можете меня поблагодарить. Денег я не беру, но на обед останусь с удовольствием.
Первым опомнился секретарь.
– Держите его! – заверещал он.
Его крик был подхвачен десятками голосов.
– Покушение на губернатора! Хватайте колдуна!
Стражники, точно очнувшись, бросились к монаху, выхватывая на бегу мечи.
– Убийца! – орал секретарь (губернатор похрапывал в блюде). – Чернокнижник! И отдай мою тушечницу!
Монах неожиданно разразился хохотом.
– На! – Он сунул сосуд секретарю под нос. Тот отпрянул и увидел, что крышечка тушечницы шевелится, словно кто-то толкает ее изнутри…
– Еще шаг, и бес вылетит! – громко объявил монах во внезапно наступившей тишине. – Даже и не знаю, в кого он вселится на этот раз?
Секретарь издал вопль ужаса и упал в обморок. Воздух наполнился криками…
– И тут началось такое столпотворение, – закончил Рей, – что, не затащи меня отец под ближайший стол, меня наверняка бы затоптали. Все повскакали со своих мест и, не разбирая чинов, давя друг друга, во главе с начальником стражи кинулись к выходу. Последнее, что я видел, прежде чем кто-то перевернул стол и двинул мне каблуком по голове, – бессмертного, который неподвижно стоял среди этого хаоса и хохотал. Говорили, потом он спокойно ушел через парадные ворота, и никто даже не попытался его задержать…
– Да уж, славная история, – со смехом сказал Ким. – Так вот почему прошлый губернатор Сондже ни с того ни с сего подал в отставку! Значит, Рей, ты действительно считаешь, что этот знахарь был из настоящих бессмертных?
– Конечно! Кто же еще обладает такой силой? Подобной власти нет ни у одного чиновника. Даже первый министр вынужден подчиняться условностям этикета, долгу, закону, в конце концов! А бессмертному закон не писан – он сам себе закон. Это абсолютная власть, и притом не ограниченная во времени. Сколько может продержаться министр – ну год, ну десять, ну двадцать. И всё. А бессмертный – ты только представь, Ким! Века, тысячелетия могущества! Вот где перспективы!
Ким посмотрел на разгоревшегося Рея и подумал про себя: «Ого! Ну и честолюбие!»
– Да, теперь я начинаю тебя понимать, – сказал он вслух. – Я-то поначалу думал, что ты хочешь присоединиться к этому бестолковому сборищу отставных чиновников и овдовевших старух, – я имею в виду сектантов вроде Идущих в Рай. Ты меня убедил, Рей. Бессмертные – это мощь! Это…
– Эй, не спеши! Как бы мне не пожалеть, что я тебе все это рассказал. Не вздумай увлечься этой идеей. Ты – человек совершенно не подходящий для духовного подвижничества. Для этого нужна такая воля, такая самоотдача… А тебе через неделю надоест вставать на заре – и ты сбежишь домой.
– Откуда ты знаешь, что у меня получится, а что нет? – высокомерно спросил Ким. – Я и сам не знаю, на что я способен!
– То-то и оно.
Несколько минут они оба молчали. Ким следил взглядом за пятимачтовым океанским парусником, который медленно удалялся к горизонту, держа курс в сторону островов Кирим.
– И когда ты отправляешься? – спросил он Рея.
– Пока не знаю. В принципе, я уже готов. Только надо сходить к гадателю, чтобы вычислить благоприятный день выхода и получить предсказание на дорогу.
– К кому пойдешь?
– К святому наставнику Кушиуре. Модный гадатель, очень авторитетный. Слыхал о нем?
– Не-а.
– Моя очередь подходит послезавтра. Хочешь сходить со мной?
– Почему бы нет?
– Вот и отлично, договорились.
Когда дневная жара спала, солнце скрылось за верхушками деревьев и с реки повеяло прохладой, бабушка Ута начала собираться домой. Хоть ей предстояло идти одной, зато налегке и по холодку, к тому же Хару решил ее немного проводить, побеседовать по дороге о том о сем. Мотылька Ута оставила в священной роще и сказала, что вернется за ним через пять дней, когда закончатся дни Голодных Духов и закроются адские врата. Она считала, что в святилище, под защитой безымянного бога и его слуги – шамана, Мотылек будет лучше защищен от бесов, чем в деревне.
Проводив пожилую женщину, Хару вернулся к храму. Ему навстречу выскочил Мотылек с метлой в руках – босой, штаны закатаны до колен, на локтях бахрома из паутины.
– Готово, дед! Все подмел! Проверь, как чисто.
Шаман поднялся на крыльцо и заглянул внутрь.
– Ага… Вижу, что вся грязь с пола переместилась на тебя.
– А ты знаешь, сколько там было этой грязи?! Листья, паутина, ягоды какие-то! Ты, наверно, нарочно копил ее для меня с самого нового года?
– Разумеется, – хмыкнул шаман. – Ну, если закончил с уборкой, можно развлечься небольшим уроком чтения…