– Учитель! – взвыл Головастик. – Пожалейте меня!
– К бою!
И тут же – Мотылек и понять ничего не успел – что-то свистнуло в воздухе, раздался звон, взметнулась кочерга, блеснула в полете и покатилась по траве. Головастик стоял, скривившись, и тряс ушибленными руками. Кагеру с каменным лицом опустил посох.
– Подними кочергу, – приказал он. – Давай, соберись. Я тебя по головке гладить не собираюсь. Если будешь вялый, как сонная муха, отделаю так, как деревенским и не снилось!
Головастик подобрал кочергу и встал вполоборота – видно было: что-то умеет. Но куда ему до учителя! Кагеру преобразился, взявшись за посох. Движения его стали скупыми, четкими – ничего лишнего – и при этом неуловимо текучими, как у беса, которого только краем глаза и заметишь, да и то случайно. Наверняка еще и сдерживается, иначе убил бы ученика за один миг. Вот он стоит неподвижно, расслабленно, и даже смотрит в другую сторону, и вдруг Головастик уже валяется, корчась, на земле, кочерга снова улетает в кусты, а сихан уже замер на другом краю поляны, да еще насмехается.
– Как же ты собираешься стать лесным шаманом, если ползаешь, как слизняк, дрожа за свою шкуру? Мокквисин ни страха, ни жалости не знает. Собственная гибель его не тревожит нисколько. Подумаешь, убили! Значит, в следующем перерождении будет биться лучше!
Посох кажется продолжением руки Кагеру, порхает, как невесомый. То разит, как скорпионий хвост, то вертится, мелькая в воздухе, словно стрекозиные крылья. Бьет неожиданно, сильно, жестоко. Не угадать, куда он ударит.
– Вон там, на водосточном желобе, сидит Мисук. Ей сегодня едва черепушку насквозь не проклевали – так ей и дела нет: вылизалась и дальше побежала, а завтра опять полезет к вороне. Вот боевой дух, на нее равняйся! Как предки говорили? Если тебе все равно, мертв ты или жив, ты не можешь проиграть бой – потому что ты неуязвим!
Головастик старается, скачет, машет кочергой, но не отразил еще ни одного тычка, и сам ни одного выпада не сделал. Он тоже не дурак – держится в отдалении, понимая, что учитель и без посоха сделает с ним что хочет. Кагеру даже не запыхался, а с Головастика катится пот ручьем – то ли от усталости, то ли от страха.
Кагеру неожиданно остановился и воткнул посох в землю.
– В чем дело? – резким голосом спросил он. – Ты будешь атаковать или нет? Что встал? Нападай! Вот я стою безоружный! Давай, отомсти мне, расквитайся за все!
Головастик нерешительно занес кочергу и опустил ее. Тогда знахарь подошел к нему сам и ударил его по лицу наотмашь. Головастик кубарем покатился по траве.
– Ты никогда не станешь воином – со своей трусливой душонкой, – сказал Кагеру, сдерживая ярость. – И шаманом тоже. Даже на мясо ты не годишься! Только на холодец, – усмехнувшись, добавил он. – Разве что Тошнотник получит удовольствие, поглодает твои тощие кости. Пошел вон отсюда! Ужина не получишь.
Когда в Скорпионье Ущелье спустилась ночь, Мотылек пробрался в свою каморку, прижимая к боку закутанный в одеяло горшок.
– Эй, ты там жив? – прошептал он.
Дважды избитый Головастик молчал, с головой зарывшись в одеяло. В сенях шумно выкусывал блох Тошнотник.
– Я тебе каши принес, – сказал Мотылек.
– Поставь на пол, – раздался из темноты мрачный голос.
Мотылек поставил горшок и ощупью пробрался на свою лежанку. Он и сам не знал, почему пожалел Головастика, от которого видел только издевки и подзатыльники. Наверно, потому что после сегодняшнего они оказались как бы на одной стороне – против Кагеру.
Головастик зашуршал, звякнул крышкой котелка, зачавкал.
– Слушай, а давай сбежим отсюда вместе, – шепотом предложил Мотылек.
– Да ты что! – Головастик даже чавкать перестал. – Учитель для меня отец и мать. Я ж без него помру.
– А здесь он тебя сам убьет.
– Ну и что? Его право. Вот, допустим, сбежал я, и что дальше?
– Домой!
– Ха, «домой», – Головастик сказал, как сплюнул. – Это в деревню, что ли? Долинный Нан – это тебе не тут, у нас дети пашут наравне со взрослыми, во время сева или уборки урожая не то что пожрать, даже выспаться не дают. Да и кому я, сирота, там нужен? В батраки наняться, чтобы ноги от воды распухли и зубы выпали? Зачем мне это надо?
Мотылек возразил, что это уж всяко лучше, чем здесь, в лесу.
– А чем здесь-то плохо? – удивился Головастик. – Я вот хочу стать мокквисином. И стану.
– А учитель сказал, что не станешь.
– Да это он нарочно сказал, чтобы меня раздразнить. Чтобы я от злости страх потерял и врезал бы ему кочергой по-настоящему. Только я ж понимаю, что он бы из меня потом весь дух выбил – чай, не в первый раз…
Головастик сердито засопел.
– Ничего, я еще до него доберусь!
– Ты бы лучше там, на полянке, храбрился, – поддел его Мотылек. – Кишка тонка у тебя ударить учителя.
Он был огорчен и разочарован. С Головастиком шансы на удачный побег резко возросли бы.
– А ты вообще молчи, мелочь, – злобно зашипел Головастик, как будто только того и ждал. – Хочешь занять мое место, да? Не надейся! Я тут продержался дольше всех! Я и тебя переживу!
– Ты о чем это?
– О том! Думаешь, ты такой ценный, да? Потому что учитель привез тебя из самой дельты? – Головастик гнусно захихикал. – Знаешь, почему он тебя ничему не учит? Да потому что ему вообще ученики не нужны! Ты да я для него все равно, что его травки для зелий. Я это давно понял, поэтому и жив до сих пор. Пока Анук приставал к нему, как ты, – научи да научи, – я за любую работу брался: дрова колол, еду готовил, крышу крыл, выгребную яму чистил… Ну и где теперь Анук – в клетке! А я здесь!
– Это Толстый, что ли? – Мотылек придвинулся поближе. – Ты же говорил, что не знаешь, что с ним стряслось…
– Мало ли что я говорил…
Головастик понизил голос до шепота:
– В Толстом сидит демон.
– Какой еще демон?
– Пес его знает какой… Страшный. Это учитель его туда посадил. Другие сажают демонов в горшок, в собаку или в кошку, а учитель выбрал Анука. Наверно, решил, что так будет надежнее. По правде, – нехотя добавил Головастик, – он хотел посадить его в меня – за тем и купил. Но я был совсем слабый, заморыш такой недокормленный. Учитель побоялся, что я не выдержу и умру, и демон вырвется. Анук был сильный, умный… учитель его уже многому научил. Но все равно не пожалел, потому что демон был важнее…
Головастик вдруг вцепился в Мотылька и зашипел ему в лицо:
– Я поначалу сам хотел тебя убить, но учитель прочитал мои мысли и сказал: если тронешь новенького, отдам тебя Тошнотнику.
– Меня-то за что убивать? – изумился Мотылек, вырываясь.