– Может, и варан, – не стал спорить Брейгель. – Только очень здоровый!
– И что он там делает?
– Идет сюда. Наверное, хочет нас сожрать.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что не он первый!
– А почему он ревет?
– Бамалама! Может быть, ты сам у него спросишь?
Камохин потер пальцами кончик носа:
– Полагаешь, надо убираться со скалы?
Брейгель вскочил на ноги и поднял автомат.
– Только между нами – эта скала мне с самого начала не понравилась. Ты обратил внимание, что по форме она похожа на мертвого слона?..
Теперь, когда ни выбора, ни времени на размышление не оставалось, план действий был очевиден.
– Все плавать умеют? – спросил на всякий случай Камохин.
Трое аборигенов разом вскинули руки.
– Что, плохо плаваете или вообще не умеете? – удивился Камохин.
В его представлении, люди, живущие на лоне природы, ведущие жизнь, которую многие сочли бы примитивной, должны были обладать всеми основными навыками, необходимыми для выживания. И плавание среди них должно было находиться если не на первом, то уж точно и не на последнем месте.
– Мы живем в пустыне, – сказал Ксавьер.
Верно, это многое объясняло.
Из-за выступа скалы вновь раздался рев Черного Варана, от которого, казалось, даже камни завибрировали, а по воде побежала мелкая рябь.
– Тогда вы прыгаете первыми! – скомандовал квестер.
– Почему? – удивился Ной.
– Чтобы не передумали в последний момент! Главное правило – не дергайтесь, не машите руками и не глотайте воду. Мы вас вытащим. Понятно?
– Конечно.
Старик подошел к краю обрыва, оперся на копье и посмотрел вниз.
– Если Черный Варан идет сюда по дну, то мы зря паникуем, – доверительным тоном сообщил Брейгелю Орсон. – Высота скалы Улуру более трехсот метров. А значит, и глубина воды рядом с ней должна быть соответствующая. Эта тварь не сможет к нам приблизиться.
– Слушай, Док, я понятия не имею, на что способна эта тварь, – ответил стрелок. – Но лично я лучше поплыву к берегу, не дожидаясь, когда она схватит меня за штаны. Она очень здоровая и, по-моему, очень голодная.
– Почему ты так решил?
– Я видел ее, Док!
По другую сторону скалы раздался шумный всплеск, и по воде покатились широкие волны.
– Это что было?
– Похоже, Годзилла нырнула.
Ной оторвался от созерцания плещущей о камень воды и, обернувшись, посмотрел на Камохина:
– Когда?
– Сейчас, – кивнул квестер.
Старик поднял копье над головой, перехватил его обеими руками и шагнул в пустоту. Так, будто был уверен, что сможет идти по воздуху. Чуда, однако, не случилось, и мункумболе полетел вниз.
Следом за ним прыгнули со скалы Лиам с Ксавьром.
– Живо! – прикрикнул на своих подчиненных Штраусс. – Рюкзаки на живот и – вперед! Чтобы дотащили мне этих голых ребят до берега! Всех троих!
– А может, посмотрим, как они сами выберутся? – усмехнулся Ковач.
– Ты мне лично за старика ответишь, если что! – ткнул в него пальцем Штраусс. – Без этих голопузых мы тут пропадем!
Ковач дурашливо отдал честь и следом за остальными солдатиком прыгнул вниз.
Штраусс взял автомат на изготовку и встал на краю обрыва.
«А Йозеф, однако, молодец, – отметил про себя Камохин. – Соображалка у него работает. Аборигены для нас сейчас важнее всего. Если кто-то хоть что-то понимает в том, что здесь происходит, так это они. Без них, выбравшись на берег, мы даже не будем знать, в какую сторону идти… Да и зачем нам вообще куда-то идти? Что мы тут потеряли? И что надеемся найти?»
Он подошел к краю обрыва, встал напротив Штраусса, подмигнул ему и посмотрел вниз. Наемники буксировали к берегу спокойно лежащих на воде аборигенов. Плавать они не умели, но и страха перед водой, похоже, не испытывали. Четвертый наемник, кажется, тот самый Ковач, держался позади всех, чтобы, если понадобится, быстро прийти на помощь.
– Господин Зунн! Сэр, прошу вас! – Штраусс стволом автомата указал вниз. – Я задержусь здесь, сколько будет можно. И, случись что, прикрою вас.
– Да, спасибо, герр Штраусс, – немного суетно и нервно кивнул Зунн. – Господа? – посмотрел он на последних оставшихся на скале квестров. – Идемте?
– Честно признаться, я бы хотел взглянуть на этого Черного Варана – Орсон двумя пальцами поправил край шемага. – Радужный Змей произвел на меня огромное впечатление. И я успел его сфотографировать! – Орсон помахал своим миниатюрным фотоаппаратом. – Возможно, после возвращения в ЦИК нам удастся классифицировать эти удивительные создания. Сам я не специалист в криптобиологии.
– Я присмотрю за Доком, – сказал Брейгель.
– А я пригляжу за ними обоими, – добавил Осипов. – А то они могут увлечься.
– Док-Вик, тебе совсем необязательно это делать, – покачал головой Брейгель.
– Я делаю это не ради тебя, – заверил его Осипов.
По мнению Зунна, квестеры вели себя странно. Даже на фоне всего того странного, что произошло с ними за сегодняшний день, их поведение было более чем странным. Они как будто играли в некую непонятную игру, правила которой придумывали на ходу. Или… Или это действительно была Игра? Игра кутяара, о которой они говорили?.. Но если так…
Зунн во всем любил основательность и порядок. А потому и мысли его выстраивались стройным рядом, одна за другой. Только в таком случае он находил ответ на интересующий его вопрос. Но на этот раз Генрих Зунн не успел завершить возведение устойчивой мысленной конструкции.
Из-за округлой вершины скалы показалась сначала небольшая, будто приплюснутая, голова с черными дырочками ноздрей и маленькими, как-то очень уж недобро поглядывающими по сторонам глазками, а следом – передняя часть туловища со странно выгнутыми, цепляющимися за голый камень лапами.
Зунн изумленно приоткрыл рот. Тварь была невообразимо уродлива и чудовищно огромна! И она не была похожа ни на одно живое существо из тех, что Зунну когда-либо доводилось видеть, пусть даже по телевизору или на страницах книг.
– Есть!
Орсон вскинул фотоаппарат и принялся щелкать затвором.
Брейгель на всякий случай снял автомат с предохранителя. Хотя, признаться, квестер сильно сомневался в том, что пули в состоянии остановить монстра, которого он про себя упорно продолжал называть Годзиллой.
Зверь на скале разинул пасть, похожую на огромный капкан, из которого, если попадешь, уже не вырвешься, и еще раз огласил окрестности своим душераздирающим ревом, в котором, казалось, смешались все самые резкие и раздражающие звуки, какие существуют и какие лишь только можно себе вообразить.