Билли погладил живот:
— Звучит заманчиво.
Бонни обошла Констанс и взяла Билли за локоть:
— А как насчет театра?
Широко открыв глаза, Констанс отошла в сторону.
— О, я вас не уговариваю. — Она перевела палец с Билли на Бонни. — А вы, значит… в родственных отношениях?
Бонни прижалась к Билли.
— Можно сказать, что мы помолвлены, — мягко улыбнулась она.
Билли почувствовал, как при этом сжались ее пальцы.
— Ну да, — сказал он. — Что-то вроде предварительной договоренности.
Констанс прижала палец к подбородку и кивнула:
— Понимаю. Просто позор, что родители не дают вам самим решать.
Бонни плотно сжала губы в тонкую линию.
Билли вскинул голову. Бонни явно не доверяла Констанс. Но почему? Ее вывело из себя замечание о родителях? Может быть, лучше сменить тему.
— Голодать нам бы не хотелось, — сказал он, — но у нас мало времени.
Констанс взяла Билли за руку и повела за собой. Он оглянулся на Бонни. Нахмурившись, та последовала за ними.
Миновав муниципалитет, почтовое отделение и магазин тканей, они вошли в двойные двери старой гостиницы. Когда они пересекли порог, Констанс осмотрела улицу и бесшумно прикрыла двери.
— Вас что-то смущает? — спросил Билли.
Констанс понизила голос:
— Мне показалось, я услышала Жасмин. Она сплетничает о вас двоих по всему городу. Идемте в столовую, — поманила она их пальцем, — и там мы сможем поговорить. Все мои гости уже поели.
Констанс усадила их за маленький круглый стол. Он был покрыт серой скатертью, на которой лежали четыре серебряных столовых прибора, завернутые в синие салфетки, центр стола украшала высокая белая свеча с ровно горящим фитилем.
— Вас устроят яичница и тосты? — спросила она.
— Еще бы, — ответил Билли.
Бонни только кивнула. Легкая складка меж бровей была еле заметна. Констанс исчезла за вращающейся дверью.
Опустив голову, Бонни шепнула:
— В этой женщине есть что-то странное.
Билли развернул салфетку:
— Ну, она невысока, но…
— Дело не в этом. Она… — Бонни стала загибать пальцы, — какая-то неприятная.
Билли положил салфетку на колени:
— Ну, я бы не назвал ее неприятной. Наоборот, она куда дружелюбнее, чем многие. — Он поиграл ножом. — Ведь никто не пригласил нас к столу.
— Верно, она дружелюбна. Она охотится за мужчинами, и положила на тебя глаз.
— С чего ты взяла?
— А ты не помнишь? Она сказала, что увидела нас, когда мыла тарелки. — Бонни закатила глаза. — Билли, кухня с другой стороны. Она должна была специально высматривать тебя.
Констанс пинком открыла дверь, неся в руках три тарелки с яичницей и тостами.
— У меня не было времени поесть, так что я составлю вам компанию. — Расставив тарелки, она снова выскочила, и издали донесся ее веселый голос: — Сейчас принесу кофе и чай.
Как только она исчезла, Бонни поменяла свою тарелку на тарелку Констанс.
— Ну и ну! — сказал Билли, опуская свой нож. — Ты не думаешь, что она собирается отравить тебя, чтобы заполучить меня?
Бонни аккуратно выровняла тарелки.
— Я не исключаю такой возможности. Кроме того, происходит нечто странное. Ты что, думаешь, они могут есть яйца в любое время, когда им заблагорассудится?
— Вполне возможно. — Билли ткнул яйцо вилкой. — Ведь у них же есть куры?
Констанс появилась с двумя дымящимися чайниками и тремя фарфоровыми чашечками. Расставив их на столе, она уставилась на Билли:
— Кофе или чай?
— Чай, пожалуйста.
Она повернулась к Бонни:
— А вам?
Бонни перевернула чашку вверх донышком:
— Мне ничего, спасибо.
Констанс искоса посмотрела на нее и налила чай себе и Билли. Присев, она сразу же заговорила, понизив голос:
— Жасмин — проповедница в церкви и мэр Приюта Драконов. Она контролирует духовную жизнь горожан и общественное поведение. Кроме того, надзирает над констеблем и действует как судья в криминальных случаях.
Билли подцепил на вилку кусок яичницы, но помедлил, дожидаясь, будет ли есть Констанс.
— Не слишком ли много власти для одного человека?
— Спросить меня, так я считаю, что слишком много. — Констанс развернула салфетку и положила ее на колени. — Она вещает с высокой трибуны, и так как ее пророчества всегда оказываются истиной, люди верят ей… или боятся ее. — Констанс откусила тост и отпила чаю.
— Насколько я понимаю, вы ей не доверяете. — Он заметил, что Бонни вообще не притрагивается к еде.
— Я ее боюсь… — Констанс подняла палец, — и вам советую. Она говорит людям, что ваши белые кольца — воплощение ее грозных пророчеств. Если бы она могла, то водрузила бы ваши головы на кол. Такое наказание предписывают ее пророчества, но сначала она хотела бы доказать вашу вину, чтобы спасти свое лицо перед людьми.
— Каким образом она может доказать вину? — спросил Билли. — Мы не сделали ничего плохого.
— Она будет наблюдать за вами или пошлет кого-то убедиться — мол, вы делаете то, за что она уже назвала вас… — Она помолчала, явно ожидая неизбежного вопроса.
Что Билли и сделал:
— Так как она нас назвала?
Констанс взялась за основание свечи и медленно перевернула ее:
— Оракулы огня. Сколько я себя помню, она пророчествовала против них. Говорила, что эти оракулы возвестят о разрушении нашего мира и о новой жизни в других мирах. — В ее глазах отражалось пламя, и в воздухе плавал легкий аромат полевых цветов. — Строго говоря, меня это устраивает, — продолжила она. — Когда я иду по городу или что-то покупаю, когда подметаю пол, у меня возникает странное ощущение. Не занималась ли я всем этим раньше? Не происходит ли сегодня то, что было вчера и позавчера? — Глаза ее затуманились, и она вздохнула. — Такое чувство… словно я не отсюда. Даже в жаркие дни я чувствую холод… одиночество, когда окружена людьми. Почти, как если бы я… — Она посмотрела наверх, словно ища слово.
— Далеко от дома? — с сочувствием спросила Бонни. Констанс улыбнулась, продолжая крутить свечу. Глаза ее не отрывались от пламени.
— Да… Да, думаю, что именно так.
Билли был рад убедиться, что Бонни смягчила свое отношение к Констанс. Он знал Бонни достаточно хорошо, чтобы прислушиваться к ее советам, если она в чем-то сомневалась, но ему искренне хотелось доверять Констанс. Учитывая тот жутковатый шепоток, который стараниями Жасмин расходился по улицам, им понадобится любая помощь, которую они только могут получить.