— Ты видишь ее где-нибудь? — спросил Билли, крепко прижимая к себе Хэмбона.
— Нет. Давай просто продолжать идти в том же направлении, и… — Она вдруг умолкла.
— Что? Что такое?
Она указала винтовкой на темное пятно на склоне горы, которое почему-то не освещалось солнцем.
— Это пещера!
Билли уложил Хэмбона внутри, неподалеку от входа, укрыв его от ветра, и взял маму за руку. Она спрятала винтовку под кустом, и они рука об руку медленно двинулись вперед. Вход был довольно высокий, и они прошли его не нагибаясь, но он был завален стволами деревьев, так что неудивительно, что спасатели ничего не заметили, пока Хэмбон его не вынюхал.
Чем глубже они заходили, тем слабее становился дневной свет, но глубинное мерцание манило их к себе. Хотя стены и потолок были невидимы в темноте, они чувствовали, что пещера расширяется во все стороны. Легкий ветерок обдувал их лица, под ногами хрустел песок. Они шли на свет, держась за руки и выставив вперед по свободной руке.
Пещера дышала. Сначала плотный воздух подгонял их в спины, а затем, через несколько секунд абсолютного покоя, их холодные обветренные лица начинала ласкать теплая волна, отдающая затхлостью — выхлопной газ гигантской дыры.
Мать Билли прошептала:
— Это что там впереди? Свет?
Билли еще крепче стиснул ее ладонь.
— Я думаю, что мы сейчас это поймем — раз и навсегда. — Он дернул ее за руку. — Давай побежим! Если папа там — то он расчистил для нас путь.
Мать Билли устремилась вперед, чуть не падая, потому что ее ноги едва поспевали за телом.
— А если мы ошибаемся?
— Тогда мне все равно, что со мной будет!
Билли выпустил ее руку и рванул к свету. Через несколько секунд он уже был там. Он влетел в грот, где дрожащее пламя факела, прикрепленного к стене металлической скобой, освещало все вокруг тускло-оранжевым сиянием. Мама догнала его и встала рядом. Глаза Билли метались из стороны в сторону, пока он не заметил огромный мерцающий силуэт в самом центре — величественного дракона.
Это, наверное…
— Папа? — шепнул он. Его слабый зов, покружив по гроту, несколько раз эхом отдался в ушах. Услышав свой собственный возглас надежды. Билли задрожал. Он схватил маму за талию и вцепился ей в куртку.
Затем раздался глубокий, зычный ответ:
— Да, сын. Это я… Явился и готов к исполнению приказаний…
Этот звук скорее походил на гром, чем на голос. Ударная волна эха, отраженная от угольных стен, несколько раз поразила барабанные перепонки Билли, пока последний его отзвук, умирая, не прозвучал как подобие знакомого голоса Джареда Баннистера.
Гулкий рокот проник в самую душу Билли, наполнив ее трепетом и не оставив следа от его былой самоуверенности. Хотя он и помнил пророчество, но сейчас, видя и слыша, как оно сбывается, он снова испытывал страх и грызущие сомнения, которые порождает лишь горечь предательства.
Билли попятился от закованного в кольчугу зверя. Как бы страстно ему ни хотелось обнять его чешуйчатую шею, ощутить под своими истосковавшимися руками сильные мускулы отца, но ужасное чувство не позволяло ему сделать этого, словно цепями сковав его по рукам и ногам. Как это существо может быть его отцом, которому он доверял всю жизнь? Долго скрываемая от него тайна больше и больше напоминала жгучую ложь, и боль от нее с каждой секундой нарастала.
Он протянул руку, но не двигался с места. Его рука не доставала до цели, хватая в горсть один темный воздух.
Мать Билли опасливо шагнула вперед и обхватила руками гигантское тело, сияющие бока, потянулась к шее. Потом она оглянулась.
— Билли! Это же твой отец! Подойди! — радостно закричала она, протягивая ему руку.
Билли сделал один шаг. Но все еще был далеко.
— Билли, неужели ты не видишь? Это папа! Ты знал его и верил ему!
Билли попытался ответить, но его дрожащие губы отказывались выговаривать слова. Наконец он изрек свои мучительные мысли:
— Я… я сказал, что верил, но… — Он неподвижно стоял, сдерживая слезы.
Мама шагнула к нему, схватила за руку и потащила за собой. Билли накренился вперед, не двигаясь с места, но под конец и ноги его должны были подчиниться ее тяге. Он стал падать и вытянул руки вперед, но не упал, а неуклюже шлепнул ладонями о чешуйчатую броню, и его руки разъехались по огромной туше. Дракон был удивительно гладкий и излучал тепло, которое проникало сквозь ладони до плеч, прогоняя озноб. Но сомнения не покидали его холодного ожесточенного сердца.
Мать Билли, обнимая дракона, обеими руками гладила его сильную спину.
— Джаред, Джаред, это правда ты!
Гром снова зарокотал внутри вздымающейся груди:
— Да, любовь моя.
— Джаред, пожалуйста, прости меня. Билли сразу обо всем догадался. Я, наверное, понимала, о чем он думает, но не хотела себе в этом признаться. У меня было слишком много сомнений.
Накрыв спину Мэрилин крылом, дракон подтянул ее ближе к себе и мягко заурчал:
— А где сейчас твои сомнения?
— Они исчезли! — ответила она, плача и гладя его по чешуе. — Вот я, а вот ты. В этом нет никаких сомнений.
— Все остальное не имеет значения. Пророчество исполнилось, и я снова Клефспир. Ты вознаграждена за свою веру, хотя вначале сомневалась.
Она подняла голову. По ее щекам бежали слезы.
— Билли все убеждал меня. Я сказала, что верю ему, но это он достал собаку и пошел по твоим следам, хотя все уже потеряли надежду.
— Тогда он тем более вознагражден, ибо верил не видя. — Дракон взглянул на дрожащего Билли, который скорчился где-то у него под боком. — Но куда же подевалась его вера?
Билли схватил мать за руку.
— Я… я верю, отчего же, — ответил он дрогнувшим голосом. — Я верю, что ты дракон. Я знал, что нельзя оставлять поиски.
Другим крылом дракон обнял Билли.
— А я бы не оставлял попыток вызвать вас к себе.
Билли захотел увидеть драконий лик, но чем ближе к голове, тем чешуя становилась мельче, и над шеей сияние гасло, и только две горящие точки плавали в темноте.
— Ты имеешь в виду перстень и Библию? — спросил Билли.
— Да. Я использовал их, чтобы вызвать тебя сюда.
— Вызвать меня? Но как ты мог пробраться на крыльцо дома незамеченным?
— У нас, драконов, свои секреты.
Билли не удовлетворился таким объяснением. Он представил себе огромного дракона, который грациозно пикирует во двор к Уолтеру и затем неуклюже громыхает по ступенькам крыльца, чтобы оставить там пару пустяков. Однако он знал, что ничего более ему не скажут.