В тиши слышалась музыка конского топота. Это был самый красивый ночной выезд, какой только доводилось наблюдать человеку.
Цицерон твердил себе, что не один компьютерный фанатик перерезал бы себе вены лишь ради того, чтобы побывать здесь. Другим такое и во сне не приснится, однако он сам не получал удовольствия от этого спектакля, а молча страдал, время от времени поднимая глаза на Анхелу и Патрика, ехавших рядом.
Почему все это не доставляет ему радости? Почему он все время нажимает на клавишу «проигрывание»? Он мазохист? Он ревнует? Зачем ему надо было влюбиться в самую оригинальную из девушек? Что он здесь делает, в первом ряду, разодетый пажом, среди толпы волшебных существ, чувствуя, как сзади в него впивается ветвь ясеня, опасаясь за свою голову, страдая от голода и ревности? Почему он не может не смотреть на лицемерную изменницу, прогнавшую его и уступившую лести первого глупца с накачанными мускулами, который шепчет ей на ухо глупости?
Луси и Антавиана, заметив Анхелу верхом рядом с Патриком, чуть не лишились рассудка, но Цицерон не разделял их настроения.
— Патрик жив!
— Анхела околдовала его!
Цицерону уже не хотелось ни защищать Анхелу, ни утверждать, что она невиновна Он отстранил назойливую ветку, стряхнул листья, прилипшие к его чулкам, и попрощался на французский манер:
— Я смываюсь!
— Куда? — тут же спросила Луси.
Больше всего ему претило в Луси ее неуемное желание подчинить его своей воле.
— Туда, где ты меня не найдешь, — нелюбезно ответил Цицерон, желая задеть ее.
— Искать Лилиан, — вместо него ответила Антавиана, не сомневаясь, что все остальные лезут из кожи вон, чтобы исполнить ее каприз.
Цицерон не стал опровергать ее слов. Ему не хотелось цапаться с Антавианой, ведь только она (или так казалось) знала, как выбраться отсюда.
Хотя Цицерон слышал шаги Луси, следовавшей за ним, он не обернулся и ни разу не подал вида, что заметил ее, а сразу нырнул в толпу, затерялся среди сотен странных лиц, развернулся на все сто восемьдесят градусов и сбил Луси со следа.
Цицерон направился к замку, его зачаровала конструкция этого сооружения; ему захотелось заглянуть в его многочисленные углы. Возможно, там найдется библиотека, где удастся раздобыть план этой территории, возможно, встретится волшебник или мудрец, который посоветует, как лучше выбраться из этого холма.
В одном у него была полнейшая ясность — раз он в обществе фей, то о еде нечего и думать. Любая еда, которую он проглотит, навеки свяжет его с этим миром.
Как Цицерон и предполагал, в замке никого не оказалось. Никого не оказалось в башнях для наблюдения, никого не оказалось на подъемном мосту, никого не было на зубчатых стенах, никого — на большой парадной лестнице, никого в покоях, никого на кухнях, никого в банкетном зале.
Цицерон совершенно спокойно прошелся по замку, заглянул в лари, где хранилась одежда и посуда, поднимал соломенные тюфяки, под которыми тараканы завели гнезда, открывал стенные шкафы, набитые горшками с медом и экзотическими специями.
В ожидании большого пира на длинных дубовых столах стояли бокалы и чаши из металла, а в углах просторного зала были расставлены лютни и арфы — инструменты, которые заиграют на ночном балу после окончания конного выезда. Однако нигде не было ничего, что бы напоминало книгу, карту или план.
Цицерон поднялся по лестнице и осмотрел зал за залом, пока в королевских покоях не нашел спальню, в которой ощутил аромат Анхелы. Наверно, она здесь отдыхала, красилась и причесывалась, возможно, лежала на этой постели с балдахином какое-то время, стараясь немного вздремнуть.
Цицерон рыскал как собака, ища новых следов, как вдруг, пока он ползал на четвереньках, обнюхивая ковер, до него неожиданно донеслись голоса. Цицерон тут же узнал их.
Это были голоса Лилиан и Пурпурной феи, которые перебивало шуршание крыльев:
— Оонаг подлая изменница, жалкая воровка, узурпаторша… — ворчала Пурпурная фея, раскладывая с превеликой осторожностью бальное платье Марины, которое феям вручил Дианкехт.
— Он скоро надоест ей, моя повелительница, — возразила Лилиан, помогая ей.
— А когда он королеве надоест, та отправит его в Ад. Думаешь, я ее не знаю?
— Почему бы вам не договориться с ней?
— Ты ведь знаешь не хуже меня, Оонаг не держит слова, она мстительна, упряма и злопамятна.
— Не напоминайте мне об этом, — вздохнула Лилиан.
— Чем ты недовольна? Пока твоя шея цела. Финвана очарован твоей Мариной.
— Анхелой.
— Мы обе знаем, что Марина — обманщица, выдающая себя за Анхелу!
— Мне надо было спасать свою девочку.
— Анхела не твоя девочка, твоя девочка исчезла. Тебе велели привести Анхелу на сегодняшнюю церемонию, а ты вместо того, чтобы выполнить данное слово, подсунула королю самозванку, которая в любой момент может оказаться для нас опасной и вызвать гнев Финваны!
— Повелительница, это была ваша идея, не оставляйте меня сейчас.
— Я раскаиваюсь. Я тебе помогла с условием, что ты приведешь мне статного танцора Патрика.
— Путаница произошла не по моей вине. Я сделала все, чтобы сохранить жизнь бедняжке Анхеле. Вы знаете, что ни одна девушка еще никогда не возвращалась отсюда в мир людей. Оонаг отправляет их в Ад.
— И тебе не жалко Марину? — с укором спросила Пурпурная фея. — Разве она не вызывает у тебя хоть чуточку сострадания?
Лилиан молчала.
— Я ее не знала и не хотела ни знать, ни привязываться к ней.
— Но сейчас-то ты знаешь ее!
— А вы? Разве вам ее не жалко? — защищалась Лилиан. — Вы заодно со мной, вы мне подсказали эту идею, вы мне помогли околдовать мою бедняжку Анхелу.
— Тссс! Если Финвана узнает об этом, он выдворит нас обеих.
— Оонаг многое отдала бы, чтобы узнать об этом, — прошептала напуганная Лилиан.
— Оонаг — самая властолюбивая, завистливая, мстительная и жестокая из женщин. Зачем ей было влюбляться в моего танцора? — снова заворчала Пурпурная фея.
Лилиан прошептала:
— Она заслуживает того, чтобы ее остригли.
Пурпурная фея была рассержена не на шутку.
— Ты права. Я больше всего желаю, чтобы Оонаг потеряла Патрика, а заодно и волосы!
Лилиан и Пурпурная фея умолкли. Послышались ритмичные звуки и стук каблуков: кто-то быстро поднимался по лестнице.
— Скорей, это горничные Оонаг!
Феи вылетели через окно и быстро испарились.
Цицерон не сдвинулся с места, он был парализован, ошарашен.
Он не ослышался? Значит, Анхела — это Марина? Анхеле или Марине грозила опасность? Кто же в таком случае эта Анхела?