Подошли другие строители.
А бригадир с рыжими бровями снова обратился к Валерке:
— Видишь вот, из-за тебя железо не на место свалили. Помогай теперь перетаскивать, а то здесь дорога для машин…
Валерка побоялся спорить. Он не понял, серьезно говорит бригадир или шутит. Взял Валерка железный прут, Потащил. Железо обжигало холодом ладонь. Стиснул Валерка зубы, кое-как донес до места. Пришлось натянуть на правую ладонь рукав, чтобы она совсем не закоченела. Так он таскал железо вместе с рабочими минут десять.
— Стой, ребята! — приказал вдруг бригадир. — Дело это длинное. После обеда кран подойдет, тогда и перегрузим. Да и помощнику нашему домой пора, — показал он на Валерку.
И вдруг бригадир снова нахмурился:
— Подожди-ка, друг! А почему у тебя руки голые?
— А варежка там… под грузом осталась.
— Эх, да что же ты! — тихо сказал бригадир и вдруг набросился на других рабочих: — А вы куда глядели?
Большие парни в телогрейках неловко переступали валенками и молчали. Надо было Валерке идти домой. А варежку никак не достать.
— Завтра вернем, — успокоил его бригадир. — А пока вот, возьми… — И он протянул Валерке большущие рабочие рукавицы на ватной подкладке. Валеркины руки утонули в них по локоть.
Шел Валерка домой, похлопывая по портфелю рукавицей. Пусть теперь кто-нибудь скажет, что он не помогал стоить цех-великан!
1961 г.
Я видел его даже во сне. Мне снилось, что солнце — это совсем не солнце, а сверкающий желтый барабан. А потом приснился цирк. Он был совсем пустой. Посередине цирка вместо арены лежал громадный плоский барабан, а на нем выбивала подошвами дробь моя старшая сестра Галка. Наконец она перестала плясать и закричала так, что эхо загудело под куполом:
— Дай честное слово, что не тронешь его!
Этого я уже не выдержал и проснулся…
Я открыл глаза и сразу взглянул в угол у двери. Там торчал большущий гвоздь. Барабана на гвозде не было. Значит, Галка уже встала и умчалась на улицу…
Галку только вчера выбрали барабанщицей, когда в нашем квартале открылся пионерский лагерь. Не настоящий лагерь, конечно, а городской. Каменщики из комсомольской бригады Саши Котова подарили нам барабан. Они — наши шефы. Галка как увидела барабан, сразу вцепилась в него, и давай нам показывать, как она сигналы выбивать умеет. Ну, её тут же и
выбрали. Конечно, она уже в седьмой класс перешла, а мы — я, Лёшка и Майка — только в четвёртый. Не нас же выбирать в барабанщики.
Целый день мы втроём ходили за Галкой, Ходили, будто просто так гуляем. Она косилась на нас сердито, но ничего не говорила.
Барабан Галка таскала на ремне через плечо. У меня даже сердце щемило, когда я смотрел на него. Он был тёмно-красный, с блестящими ободками, с чёрными винтами, чтобы кожу подтягивать. Внизу у него была пружинка, от неё звук получался звонче.
Я первый из всех не выдержал:
— Галка, дай хоть чуть-чуть…
Галка сразу завелась:
— Так я и знала! Теперь начнёте клянчить! Пропорете барабан, а я отвечай. Если каждый будет колотить…
— Ж и ла, — сказал я.
А Галка подкинула барабан на ремне, поглядела на нас, как на букашек, и ушла.
После этого мы до вечера были грустные. Я даже с Майкой поругался из-за пустяка, из-за бумажного голубя, которого она запустила на крышу гаража, а доставать не хотела…
За ужином Галка держала барабан на коленях. Потом она вколотила у двери громадный гвоздь, и барабан поселился в углу. Я сразу повеселел. Пусть только Галка ляжет спать!
Но она сказала:
— Сергей, хочешь, подарю свой автокарандаш? И общую тетрадку…
— Какая ты добрая, — поддел я её. — Ты всегда такая?
— Тетрадку с клеёнчатой коркой, — сказала Галка. — Хочешь? Только дай честное пионерское, что не будешь даже пальцем трогать барабан.
— А он, что, лопнет?
— От вас что угодно лопнет, — ответила она. — Даже бочка железная. А я за инструмент отвечаю. Понятно?
Я понял, что, в конце концов, Галка спать будет на барабане, но меня не подпустит. Ну, я и разозлился. И сгоряча тут же дал честное пионерское, что не притронусь к барабану, пусть Галка лопнет от жадности вместе с тем самым «инструментом», за который она отвечает. И лёг спать…
Сейчас, когда я проснулся, мне сразу вспомнился барабан.
Дома никого уже не было. Я оделся, вытащил из кухонного стола трёхлитровую стеклянную банку и две вилки с железными черенками. И начал тренироваться.
Банка, конечно, не барабан, но я всё равно здорово увлёкся. Принялся выстукивать все сигналы подряд… Когда банки не стало, я пошёл в коридор и начал барабанить по железному тазу, который висел на стене. Таз мог выдержать сколько угодно. Не выдержала соседка тётя Клава, и я поскорей выскочил во двор.
Во дворе я сразу увидел Лёшку.
— Что будет за разбитое зеркало? — хмуро спросил Лёшка.
Я не знал, что бывает человеку за разбитое зеркало.
— Большое оно?
— Среднее… Я его на коленях держал.
— Барабанил? — спросил я.
— Барабанил, — сказал Лёшка.
Мы сели на скамейку под грибком и задумались.
Кругом была весёлая суета. Таскали стулья, украшали самодельную сцену флажками из розовых и голубых тетрадных обложек. Все готовились к концерту в честь открытия лагеря. Ветер трепал бумажные флажки, солнце сверкало в оконных стёклах. Пел баян — это Федя Костриков из восьмого класса репетировал с малышами песенку про чибиса. А мы сидели
грустные. Нам хотелось быть барабанщиками.
И вдруг мы увидели Галку. Барабан висел у неё на боку. Она шагала туда, где между двумя новыми корпусами стоял старый двухэтажный дом. В нём уже никто не жил, скоро дом должны были снести.
Мы, не сговариваясь, двинулись за Галкой. А она подошла к чердачной лестнице старого дома и стала карабкаться по шатким перекладинам.
Тогда Лёшка крикнул:
— Тебе там чего надо?
Галка поглядела на нас с половины лестницы и ответила совсем смирно:
— Я задание выполняю, ясно вам? Как шефы покажутся, буду «сбор» барабанить.
Мы поняли. С чердака видно всю улицу, вот Галка и решила наблюдать.
Она подобралась к чердачной дверце. Дверца рассохлась и открывалась только на одну четверть. Галка могла пролезть, но барабан у неё на боку мешал, застревал. Можно было его снять, только тогда пришлось бы стоять на лестнице и не держаться. А так и свалиться недолго.