Впрочем, после переправы через реку Сабин, представлявшую собой естественную границу Луизианы, Педро Ортега спрятал военный мундир и опять превратился в гражданское лицо, одевающееся куда скромнее, чем когда-то в Испании.
– Если начистоту, то мое полковничье звание скорее почетное, – объяснил он с гримасой пренебрежения. – Здесь я владею землями, здесь у меня финансовый интерес, и наше правительство это понимает. Уверен, что могу рассчитывать и на ваше понимание, сеньорита. Трудно услужить и вашим, и нашим, но здесь, в провинции Луизиана, я нужен как посредник, связующее звено. Губернатор Уилкинсон – мой друг и относится ко мне с пониманием.
– Очень мило, – пробормотала Мариса из вежливости. Вместо «мило» она чуть было не сказала «удобно», но вовремя одумалась. Ей уже приходилось слышать от своего спутника о генерале Джеймсе Уилкинсоне, ветеране войны за независимость, верном друге испанцев, как отзывался о нем Педро. Она ничего больше не сказала и пришпорила лошадь, чтобы не отстать.
Педро Ортега, незаметно покосившись на точеный профиль Марисы, удовлетворенно отметил про себя, насколько она повзрослела и в какую красавицу превратилась. Особенно его пленяла ее бледно-золотистая кожа и волосы оттенка червонного золота. Возможно, теперь ее будет проще обуздать, особенно после всех испытаний, выпавших на ее долю за истекшие два года. Скольких любовников она успела сменить, прежде чем оказалась здесь? Что заставило ее бросить Европу? То и другое он скоро выяснит. Она была здесь, рядом, и он поклялся самому себе не торопить события. Одно ему не терпелось узнать: как отнесется его красавица кузина к еще более ослепительной красавице, своей падчерице? Вряд ли он ошибался, представляя всю меру ненависти молодой мачехи.
Поймав на себе вопросительный взгляд Марисы, он поспешно проговорил:
– Мы доберемся до Нэтчеза еще засветло, так что вы успеете посмотреть город. Он построен на крутом берегу Миссисипи. Основателями его были по большей части испанцы. Американцы имели неосторожность поселиться в части города под названием «Нэтчез-под-холмом», где собралось все отребье. Это пятно на чистом лице города. Вам там нечего делать.
«От него так и веет скукой и напыщенностью!» – подумала Мариса, изображая радушную улыбку. Ко всему прочему он не был лишен своеволия: не посоветовавшись с Марисой, он устроил так, чтобы она провела в Нэтчезе не меньше двух недель, прежде чем отправиться в Новый Орлеан. Там она сможет со всеми познакомиться, включая друзей отца и Педро Ортеги. К последним относились загадочный генерал Уилкинсон и, разумеется, Инес.
– Бывает время, когда Новый Орлеан становится крайне неприглядным местом! – Голос Инес хотелось сравнить со сладким медом. Она не говорила, а мурлыкала, как кошка. Голос ее был тих и чуть хрипловат. – По канавам плывут нечистоты, выплескивающиеся на мостовые. Запах, жара! И разумеется, лихорадка. Клянусь, рабы мрут от нее как мухи. Потому я и уговорила Андреса, – взглянула она исподволь на Марису, – то есть вашего уважаемого отца, построить для меня домик здесь, в Нэтчезе. Здесь так мило, к тому же это больше Испания, нежели Франция.
У Инес были длинные черные волосы, мягкие как шелк. Она укладывала их на голове узлом, благодаря чему приобретала королевский вид. Ее белоснежная, без единой морщинки кожа напоминала лепестки магнолии, вступая в контраст с алыми и полными губами. Мариса быстро сообразила, кого ей напоминает эта особа: в памяти всплыла мадам де л’Эгль. Та была, конечно, значительно старше и изворотливее Инес, карие глаза которой выдавали неискренность ее гостеприимства и внезапной симпатии к падчерице.
Мариса хорошо понимала, почему все до одного мужчины находят Инес привлекательной женщиной. Она была красива, ее фигура, не испорченная беременностями, сохранила пленительные очертания. Она мастерски привлекала мужчин, напуская на себя беспомощный и одновременно соблазнительный вид. Проведя в ее обществе всего несколько часов, Мариса почувствовала себя неуклюжей и несуразной.
– Дорогая – не возражаешь, если я буду так тебя называть? – я знаю, ты прожила большую часть жизни в Европе и, несомненно, посещала модные изящные салоны во Франции. Уверена, ты и сама очень умна – недаром же объездила чуть ли не весь мир! – Инес усмехнулась, чтобы ее слова не показались уколом, но Мариса ничем не выдала своей уязвленности. – Увы, здешних мужчин ты наверняка сочтешь неинтересными и старомодными. – Казалось, Инес не хватает воздуха. – Если женщина умна, они не желают этого замечать. Здесь все так ново, дико, временами даже страшно. Так ты не возражаешь, чтобы я так к тебе обращалась? Даже если они не правы, как дон Эстебан Минор, разглагольствовавший сегодня за ужином о карьере Бонапарта, нам не полагается это замечать. Пусть говорят, что хотят! Так ли уж это важно?
«Для меня – да. А ты законченная лицемерка!» Мариса была готова сорваться на крик, уподобиться рыночной торговке. Однако, научившись владеть собой, она сложила руки на коленях и невинно посмотрела в прищуренные, все замечающие глаза Инес:
– Прошу прощения. Разумеется, вы правы. Мне надо научиться держать язык за зубами.
Надеясь, что ее не выдаст выражение лица, Мариса размышляла: «Вот женщина, пробудившая в Доминике такую страсть, что он устроил дуэль с моим отцом и убил старика, имевшего безрассудство очертя голову броситься в неравный брак! А отец! Неужели он не сумел ее раскусить? Ее любезность притворна, за ней скрывается яд. Она ненавидит меня, но не подает виду. Ей хочется, чтобы я пользовалась успехом в обществе. Зачем ей это?»
Донья Инес с довольной улыбкой поднялась из-за стола.
– Вот видишь! Я знала, что мы поладим и быстро найдем общий язык. Знаю, ты устала. Не стану тебя больше задерживать, дорогая. Тебе надо хорошенько отдохнуть. Завтра вечером мы приглашены на бал к губернатору, где ты познакомишься со всем здешним светом, поэтому тебе надо выглядеть как никогда. Доброй ночи!
Мариса заставила себя ответить мачехе так же любезно. Донья Инес грациозно выплыла из комнаты, бесшумно затворив за собой дверь.
Мариса прикрутила фитиль лампы у изголовья и дождалась, чтобы он погас, оставив в воздухе легкий запах дыма. Ее глаза постепенно привыкли к темноте. Чуть улыбаясь, она думала о том, как велико различие между роскошным убранством комнаты и теми каморками, в которых ей приходилось коротать ночь на протяжении нескольких недель. Она приучилась засыпать в любых условиях: на жестких матрасах, несвежем белье, соломенных тюфяках в домах бедных мексиканцев и испанских поселенцев. Огромная кровать под балдахином с кокетливыми оборками была чересчур удобной, чтобы ее быстро сморил сон.
Она понимала, что ей следует выспаться, но лежала без сна. Она почувствовала подводные течения с первого мгновения, как только ее представили красавице Инес, разыгравшей из себя гостеприимную хозяйку и рассыпавшейся в извинениях за то, что уже пригласила гостей к ужину, не зная точно, когда пожалует Мариса. Уж не надеялась ли она, что падчерица окажется дурнушкой или слишком устанет с дороги, чтобы предстать перед столь изысканной компанией? На симпатию доньи Инес Марисе не приходилось рассчитывать, однако нельзя было не признать, что и сама она заранее прониклась к мачехе неприязнью. Теперь двум женщинам предстояло в течение нескольких недель, а то и месяцев вести безмолвное сражение.