– Вы и серебро оставили, – ехидно сказала я, но Хулио не заметил насмешки.
– Кто его возьмет? Кто-нибудь из людей матери позже заберет мешки и принесет в дом.
– Дом, – медленно протянула я. – Ты не будешь чувствовать, что задыхаешься в четырех стенах?
– Ты научилась хорошо понимать обычаи моего народа, сестра. Да, я тоже не люблю дома и буду спать под открытым небом, хотя матери это не по нраву.
Мне хотелось спросить, почему он пришел сюда. В голосе Хулио не слышалось никаких эмоций, словно он говорил не о матери, а о чужом человеке, может, потому, что был апачи и не привык к внешним проявлениям чувств.
– Как бы я хотела, чтобы Маленькая Птичка была здесь! – внезапно вырвалось у меня.
Хулио, прищурившись, взглянул на меня, в глазах читалось что-то вроде удовлетворения.
– Маленькая Птичка не любит мать, а мать не любит ее. Моей жене лучше среди ее народа. Но я рад, что вы подружились. За время, проведенное вместе с нами, ты быстро переняла наши обычаи, младшая сестренка.
Мне показалось, он собирался добавить еще что-то, если бы Люкас не повернул коня и не возвратился к нам… Как обычно, во мне волной поднялась неприязнь к этому человеку, его пренебрежительному взгляду, без слов показавшему, какой неряшливой, грязной и растрепанной я выгляжу.
– До дома совсем недалеко, но мы остановимся, напоим лошадей. Ты можешь искупаться вон в том ручье и переменить одежду.
Я машинально подняла руку, откинула со лба пряди непокорных волос…
– Даю тебе десять минут, сестричка, потом появлюсь. Нужно смыть дорожную грязь.
Под его насмешливым взглядом я сняла с седла узелок с новым платьем и, не оглядываясь, зашагала в указанном направлении.
Значит, я должна привести себя в порядок, чтобы быть достойной предстать перед его матерью! Но я почти хотела, чтобы в узелке оказалась та уродливая одежда, в которой я приехала в Бостон, – тогда Рамон уж точно не захотел бы жениться на мне!
Прозрачная освежающая вода успокоила меня, охладила ярость, которую Люкас почему-то всегда возбуждал во мне. Как хорошо снова быть чистой! Помня обещание шаману, я надела традиционный индейский костюм и причесала мокрые волосы, так что они спадали на плечи, и, хотя кляла себя за тщеславие, не смогла отвести глаз от своего отражения в воде.
Что подумает Илэна Кордес, когда увидит меня?
Впервые увидев Илэну Кордес, я была поражена и подумала только об одном: не может женщина ее лет выглядеть так молодо!
На улице все еще было светло, но в доме горели лампы, огоньки, дрожа, переливались в рубинах, украшавших изящный испанский гребень в ее иссиня-черных волосах. Нить таких же кроваво-красных камней обвивала ее шею.
– Дети мои!
Голос тоже был прекрасен – низкий, музыкальный, с легким акцентом.
– Да, мать, твои сыновья!
Было ли это игрой воображения или в ответе Хулио звучали еле заметные издевательские нотки? Создавалось такое впечатление, что передо мной разыгрывается хорошо отрепетированная пьеса, где все актеры знали свои роли. Хулио подошел ближе, небрежно обнял мать и отступил, выполнив ритуал приветствия.
– Люкас!
Он стоял у подножия лестницы, не сводя глаз с Илэны, но, когда сжал ее в объятиях, я отвела глаза, словно подсмотрела что-то не предназначавшееся для чужих глаз.
– Ты стала еще прекраснее, Илэна!
Она засмеялась, звонко, как юная девушка, нежно касаясь кончиками пальцев его лица.
– А ты, почему тебя так долго не было? Я тосковала по тебе. Мы все скучали…
«Люкас обожает мать…»
И правда, когда он смотрел на Илэну, лицо его неожиданно смягчилось, стало моложе, беззащитнее. В быстро сгущавшейся темноте нельзя было понять, что означало это мгновенно промелькнувшее выражение, через секунду Люкас уже насмешливо улыбался.
– Наверное, я специально не прихожу подольше, только чтобы услышать, как ты говоришь это, – шутливо объявил он, но в голосе было что-то никогда ранее мной не слышанное.
Руки Люкаса легли на плечи матери, я услышала шепот Хулио:
– Ну разве не трогательно наблюдать такую любовь между сыном и матерью?!
Мне показалось, что он ревнует, и осуждать его вряд ли стоило. Эти двое…
Но тут Илэна заметила меня:
– О, это же не Маленькая Птичка! Хулио, ты что, взял вторую жену?
Люкас приглушенно хмыкнул, и я рассерженно тряхнула головой. Какое право он имеет издеваться надо мной?! Но Хулио, как ни странно, казалось, вовсе не был против.
– Пока еще нет, мамочка, но вполне возможно, стоит об этом подумать!
Люкас перестал улыбаться и нахмурился. Я заметила, как его глаза предостерегающе сузились, и, смело выступив вперед, подошла к лестнице, глядя снизу вверх на эту прекрасную горделивую женщину, которая выглядела столь же молодо, как я, и держалась словно герцогиня.
– Поскольку ваши сыновья не выполнили своих обязанностей, думаю, придется мне представиться самой, – сдержанно объявила я. – Меня зовут Ровена Дэнджерфилд. Вы знали моего отца.
Если мои слова встревожили Илэну, она не подала виду. Я заметила только легкий изгиб темных бровей, но тут же, бросив на Люкаса полный упрека взгляд, она поспешила вниз, протягивая руки:
– Вы та самая Ровена? Дочь Гая? Как легкомысленно со стороны моих сыновей не предупредить о вашем приезде! Впрочем, боюсь, они оба – варвары!
Илэна легко коснулась моей руки, тут же отпустила и, застав меня врасплох, приподняла указательным пальцем мой подбородок, наклонив лицо к свету.
– Простите… но у вас отцовские глаза! Да-да, я должна была заметить раньше, несмотря на этот индейский костюм. – Она тихо засмеялась. – Идея моего отца, как я понимаю. Похоже на него! Но вы так добры, что решили снисходительно отнестись к его капризам!
В этой женщине, стоявшей так величественно, не осталось ничего от полудикой индейской девочки, которой она была когда-то. Если не считать легкого испанского акцента, Илэна Кордес сошла бы за высокородную даму в любой лондонской гостиной.
– Ваш отец был очень добр ко мне. А церемониальное платье женщин племени апачи такое красивое!
Позади раздалось одобрительное хмыканье Хулио.
– Моя младшая сестра приняла наши обычаи. И она теперь апачи, потому что наш дед-шаман удочерил ее и объявил об этом всему племени!
Я услышала, как Илэна втянула в себя воздух и, быстро повернув голову, взглянула на Люкаса, небрежно прислонившегося к деревянному резному столику.