– Я слышу твой голос, сестра, и он произносит слова, но твои глаза и быстрый стук сердца говорят о другом. Думаю, ты боишься власти мужчины и страх заставляет тебя казаться холодной. Но чувства растопят лед. Так было с моей бабкой, испанской пленницей, которую дед сделал своей третьей женой. Со временем…
– Нет!
Он прижал меня к стене, и внезапно открытое, голодное желание в его обычно таких бесстрастных глазах рассердило, заставило отбросить осторожность.
– Говорю же тебе, когда время придет, я буду знать и сама сделаю выбор! Так ты держишь данное шаману обещание обращаться со мной как с сестрой?
– Я вижу не сестру, а женщину. Хотел тебя с той минуты, когда увидел, как стоишь там, гордо, с откинутой головой, глядя мне в глаза без страха… Я купил бы тебя тогда…
– Но не смог. Я досталась твоему брату. Кстати, ты спросил у него разрешения говорить со мной?
Карие глаза Хулио, так похожие на глаза Рамона, превратились в щелки.
– Мой брат? Может, он не просто лежал рядом с тобой все эти длинные ночи? И твоя неприязнь к нему – всего лишь притворство или ревность? – Он хрипло засмеялся. – Если хочешь именно Люкаса, сестрица, придется долго ждать! Как ждет Луз! Неужели не заметила, что с ним? Для моего брата женщины существуют только чтобы доставлять наслаждение! Использовать, а потом выбросить! У тебя острые глаза… или намеренно пытаешься ослепить себя, чтобы не видеть правды? Может, не желаешь признать, что братец Люкас влюблен в мать?
– Ты не понимаешь, что говоришь!
Я смотрела в темное яростное лицо и чувствовала, как мгновенно похолодели и высохли губы.
– Разве? Тогда я повторю, сестра, чтобы было яснее. Мой брат и моя мать – любовники.
Я потрясенно охнула, но Хулио жестоко улыбнулся:
– Что, шокировал тебя? Не стоит так поражаться. Люкас – незаконный сын отца. Мать – его жена. Теперь понимаешь?
– Но… она намного старше!
– Старше, говоришь? Но ты сама видела – мать прекрасна! И так молода! А в его присутствии выглядит еще моложе, не так ли? Помню день, когда они появились в лагере и нам с Люкасом сообщили, что приехали родители. А я привык считать отцом шамана, ведь отец с матерью бросили нас и вот наконец явились посмотреть на сыновей. Я отказался уехать с ними, Люкас был старше меня и тоже желал остаться, но когда увидел ее и она улыбнулась… забыл обо всем. А голос… нежный, умоляющий, проникал в душу. Я видел его глаза и понял, что брат уедет… из-за нее. И дед тоже это заметил, но не сразу. И пришло время, они не смогли скрыть от отца, что стали любовниками. Хочешь знать, что случилось потом?
Пальцы Хулио все еще впивались в мои руки, но я уже не замечала боли. Не слушать, только не слушать… но против воли я жадно ждала, и Хулио, должно быть, все прочел на моем лице, потому что медленно удовлетворенно кивнул.
– Значит, тебе интересно. Мне тоже было… когда однажды Люкас возвратился в лагерь словно в бреду. Любопытство было так велико, что я подслушал его разговор с дедом. Люкас рассказал, как поссорился с отцом. «Я не могу вернуться», – объяснил он, и в голосе его была такая мука, что даже мне стало не по себе.
Но этой же ночью в лагере появилась Илэна – волосы развевались по ветру, лицо осунулось, так же… как у Люкаса.
«Он мертв!» – закричала она.
Никогда не забуду этого крика.
«Шеннон убил его! Люди Шеннона! И если здесь нет мужчин, чтобы отомстить за смерть моего мужа, я сделаю это сама!»
Хулио многозначительно замолчал, словно ожидая от меня ответа, но я могла только молча смотреть на него.
– Остальное тебе известно, – спокойно закончил он. – Люкас отомстил за смерть отца, но что заставило его рисковать жизнью так беспечно: закон крови или сознание собственной вины?
Я почувствовала неприятный комок в горле. Последняя запись в дневнике отца… прочтенная с недоумением, и тут же забытая запись: «История… повторяется снова… И уже слишком поздно… слишком поздно изменить ход трагедии. Неужели всю жизнь нас должны преследовать старые преступления и старая вина?..»
Тогда я думала, что отец говорил о себе. Откуда мне было знать тогда?
Я с трудом двинула руками.
– Ты делаешь мне больно.
– Это все, что хочешь сказать? – мрачно пробормотал Хулио.
– Ты ошибаешься, если думаешь, что я отвергла твое предложение из-за какой-то тайной страсти к твоему старшему брату. Не думаю, что способна полюбить человека так сильно, что все отдам ради него, стану его рабыней и буду рожать детей. Я бы предпочла вообще не выходить замуж, но если и стану чьей-то женой, то только того, кто не потребует от меня беспрекословного повиновения. – Я еле заметно улыбнулась при виде покаянного лица Хулио и твердо добавила: – Не думай, я ценю заботу о моем будущем счастье, но поразмысли – и поймешь: непокорная жена тебе ни к чему!
На какой-то момент я не была уверена в том, послушает ли меня Хулио. Он шагнул еще ближе, так что меня окутал жар его тела.
– Это правда. Из тебя не выйдет послушная жена, скорее храбрый воин, как сестра Викторио, которая сражается рядом с ним. Так что… – неожиданно улыбнулся он, – придется тебе остаться моей сестрой. А я не тот брат, который спасет твою жизнь.
– Спасет жизнь? О чем ты?
Я нахмурилась. Хулио покачал головой и легко, как кошка, отпрыгнул к большому керамическому горшку, где хранилась питьевая вода.
– Какой неукротимой ты сейчас выглядишь, сестра! Вижу теперь, ты никогда не сможешь почитать мужа и склоняться перед мужчинами!
Его гнев молниеносно сменился улыбкой; Хулио наклонил горшок и стал жадно пить.
– Хулио!
Он беззаботно пожал плечами.
– Это всего только сон, который видел наш дед. Но сны шамана всегда имеют глубокий смысл. Может, именно Рамон спасет тебя, и ты станешь его женой. Шаман видел, как белая птичка, преследуемая ястребами, слепо летит в сеть птицелова. Два ястреба поняли, что это ловушка, и улетели в поисках другой добычи. Но третий ринулся с неба, словно стрела, порвал лицо охотника острым клювом и когтями, пока тот не ослеп, а белая птица вновь освободилась и взмыла вверх под крылом защитника ястреба.
– Какой ужасный сон! И будь я птицей, наверняка стала бы ястребом, а не испуганной голубкой!
Но Хулио только бросил на меня насмешливый взгляд и исчез так же незаметно, как появился. По правде говоря, я была потрясена этой сценой больше, чем желала признать, хотя чувствовала облегчение от того, что Хулио наконец ушел.
Я продолжала резать мясо, но в ушах все назойливее звучали слова: «Мать… незаконный брат… они любовники… неужели ты слепа?»
Так вот почему Луз несчастна, в чем причина скрытой неприязни Рамона и Хулио к матери. А Илэна? Как умело она управляет их судьбами! Я думала, что немного узнала ее, но поняла, как ошибалась. Илэна не проявляла открыто свою силу, но очарование этой женщины было неотразимым, и, казалось, только Тодд Шеннон мог ему противостоять.