Некоторое время они посидели молча. Потом Джимми заговорил:
— Если ты воображаешь, что я отдаю тебе твою футболку потому, что ты меня разжалобил, я тебе снова врежу!
Ти растерялся.
— Я и забыл про футболку. Можешь оставить ее себе.
Клер накрыла ладонью его руку.
— Не обращай на него внимания, Ти, это он так шутит. Да он и не может сейчас отдать тебе эту футболку. Сперва ее надо выстирать.
— Эта футболка — все, что у меня есть, — буркнул Джимми, принюхиваясь к себе. — И она не такая уж грязная.
— Да ну? — подняла брови Клер.
— Я хочу попасть к маме, — твердил Ти. — По-моему, зря всех больных держат в одном месте, так эту штуку не остановишь. Все равно мы уже давно перемешались, когда попали на этот ваш корабль.
— Это не корабль! — возразил Джимми.
— В каком смысле? — не понял Ти.
— Это судно. Крот говорил, что кораблями называют только военно-морские и парусные суда.
— Мне это без разницы, — отмахнулся Ти. — Мне важно одно — повидаться с мамой.
— Это слишком опасно, — сжала его руку Клер.
Ти помотал головой.
— Если уж мне суждено заразиться, — сказал он, — так уж лучше я заражусь сейчас. Все равно я всю ночь провел в каюте с мамой, мы дышали одним воздухом. А сейчас я сижу здесь с вами, так что, если я уже подцепил заразу, вы тоже рискуете ее подцепить. Может, мы уже все заразились, а может, она одних берет, других нет. Я не хочу, чтобы мама валялась там одна и за ней никто не ухаживал.
— А отец твой что?
— Сказал, он к ней близко не подойдет. Они все время ругаются. Отец говорит, если мама его увидит, она нарочно надышит на него заразу. Так что я один хочу к ней.
Клер поглядела на Джимми.
— Ты знаешь, Ти прав. Мы тут все одним воздухом дышим. Так что, если нам суждено заболеть, — заболеем, ничего не попишешь. Надо помочь ему попасть к маме.
— Как?
— Я знаю, где находятся служебные лифты. Главное — прошмыгнуть мимо охраны у пассажирского лифта. Во всяком случае, можно попробовать. А ты вообще обязан помочь Ти, ведь ты украл его футболку.
— Считаешь, поход в этот лазарет — справедливая плата за украденную футболку? Да ты ненормальная! Там ведь сплошь умирающие! — Но Джимми сразу спохватился, что ляпнул не то, посмотрел на Ти и проговорил извиняющимся голосом: — Ну, твоя-то мама поправится… я уверен… но все равно, ты же понимаешь, что я хочу сказать! И потом мы должны выпускать газету, а если даже мы и увидим в лазарете что-нибудь положительное, это в любом случае нельзя будет публиковать. Ну и зачем туда идти?
— Ты просто трусливый заяц, — подытожила Клер.
— Точно, — согласился Джимми.
Он остался в ресторане один. Доел свой бутерброд с ветчиной и попросил еще. Затем съел другой — с колбасой и закончил блинчиками с кленовым сиропом.
«Заяц»!
«После всего, что я сделал!»
Он вышел из ресторана и направился в редакцию. Но там, когда он попытался узнать свежие утренние новости, на экране компьютера все время появлялось сообщение, что линия перегружена. Тогда он выключил компьютер и начал рыться в большой коробке с брошюрами и плакатами, оставшимися от Крота. Джимми решил найти какие-нибудь сведения о первом порте, куда держит путь «Титаник», — о городе Сан Хуан в Пуэрто-Рико. В вечернем выпуске газеты надо дать о нем подробную информацию.
Быстро отыскав нужное, он вернулся к компьютеру и стал через силу сочинять очерк.
«Заяц».
«А она-то что о себе воображает? Она-то совершила хоть один смелый поступок? Ей небось не пришлось тайком укрываться на корабле, да еще дважды! Не надо было хитростью уходить от преследователей! А кому пришло в голову использовать ее камеру, чтобы послать электронное сообщение, спасшее их? И она еще считает его зайцем? А сама за всю свою балованную жизнь только и знала, что злиться да хвастаться!»
Джимми пытался сосредоточиться на Пуэрто-Рико. Уже написал, что страна была открыта пятьсот лет назад Христофором Колумбом, рассказал, как она сделалась испанской колонией, как испанцы вытеснили или истребили жившие там племена индейцев. Написал, что в девятнадцатом веке колония начала бороться за независимость, так как население ее росло, сельское хозяйство процветало, а главным достоянием был кофе. После испанско-американской войны, окончившейся мирным договором, подписанным в Париже, остров отошел к Соединенным Штатам, и жителям Пуэрто-Рико было гарантировано американское гражданство.
«Ух! Ну и тощища!
Заяц!
Что ж, так оно и есть! Он ведь никогда не готовился в диджеи. Она и сама-то ничуть не жалеет Ти, просто ей хочется сунуть свой нос в лазарет. Ей вечно надо туда, куда вход запрещен. Ей наплевать, что, проникнув тайком в зону «Багровой Смерти», она подвергает опасности и свою жизнь, и жизнь Ти!»
Джимми оттолкнулся от стола. Он извлечет Клер оттуда и объяснит ей, какая она безмозглая дура!
Прежде всего Джимми поразил запах.
Он прихватил с собой маленькую фланелевую тряпку, смоченную водой, и прижимал ее ко рту и к носу, но от зловония это не спасло. Ему никогда не приходилось видеть мертвых и ощущать исходящий от них запах. Тем не менее он сразу понял, чем здесь пахнет.
Смертью!
Каюты по обе стороны коридора были забиты больными и умирающими. Сестры сбивались с ног, но ясно было, что больных слишком много. Теперь их не сто пятьдесят, как говорил Ти за завтраком, а в четыре раза больше.
— Джимми!
У доктора Хилла волосы прилипли ко лбу, а белый халат был весь в пятнах.
— Зачем ты здесь, Джимми? Здесь опасно!
— Ищу Клер.
Доктор Хилл потер себе лоб и огляделся. Казалось, он несколько растерян.
— Она была здесь… еще с одним мальчиком… его мать умерла. А потом и отец.
— Отец?
— Да, у него сделались какие-то судороги. Не знаю, это «Багровая Смерть» или нет… Я не видел, куда они пошли. — Доктор Хилл покачал головой и вздохнул. — Ох, Джимми, ничего мы не знаем об этом проклятом вирусе. Сам не представляю, приношу я здесь пользу или нет!
Джимми вгляделся в дальний конец коридора.
— Сколько здесь больных?
— Понятия не имею! — ответил доктор Хилл. — Даже думать об этом не хочу. Ясно одно — с каждым часом положение становится все хуже. А теперь, ради Бога, убирайся отсюда, пока тоже не подхватил эту заразу.
Дважды Джимми просить не пришлось.
Он нашел Клер и Ти на пятнадцатой палубе. Прислонившись к лееру, Ти смотрел на волны. Клер сидела сзади на лежаке. На глазах у нее были слезы.