В течение нескольких тяжких минут я сомневался, готовый развернуться и убежать. Затем взглянул вниз — там зияла глубокая, черная пропасть. Скала отвесная, гладкая — ни тебе уступа, ни выемки. Глубоко вздохнув, я двинулся вперед по темному коридору.
— Учение, — выкрикивал профессор Филинчик в класс со своей кафедры, при этом выпучивая глаза так, что они становились размером с чайные блюдца, — учение — тьма!
Это было основное положение идеетской филофизики, предмета, изучаемого только в Ночной школе в Темных горах.
В Ночной школе. Профессор Филинчик говорил подобные вещи нередко, естественно, чтобы сбить нас, желторотиков, с толку. В этих мнимо бессмысленных высказываниях и заключалась основа методики его обучения: прежде чем ученики придут к выводу, что все это вздор и бессмыслица, им придется напрячь мозги и как следует ими пораскинуть. А это именно то, чего профессор желал больше всего: мы должны были научиться думать, и притом во всех возможных направлениях.
Правда, в этом конкретном высказывании содержалась немалая доля истины, поскольку профессор Филинчик был идеет. А идееты считаются самыми умными существами во всей Замонии, если даже не во всем мире, а возможно, и во всем универсуме. При нормальном освещении квоциент ума идеета равняется приблизительно 4000, но в темноте он достигает невообразимых высот. Вот почему идееты предпочитают по возможности держаться в тени и Ночная школа профессора расположилась не где-нибудь, а в самом темном пещерном лабиринте Темных гор. Все свободное время профессор трудился над созданием своей новой теории и ставил опыты по сгущению тьмы. С этой целью он даже оборудовал для себя специальную темную лабораторию, куда, кроме него самого, никому не разрешалось входить. Да никто из нас и не рвался туда попасть, поскольку звуки, которые нам случалось подслушать под дверью, вовсе не располагали к визитам.
У обычного идеета три мозга, у одаренного четыре, у тех, кого принято считать гениальными, пять. У профессора Филинчика их было семь. Один, как и положено, находился у него в голове, еще четыре росли, словно наросты, на черепе, шестой засел там, где у всех нормальных существ селезенка, а местонахождение последнего, седьмого, постоянно оставалось предметом жарких споров его учеников.
Внешне профессор казался очень слабым и хилым. Крохотные ручки вяло болтались по бокам тщедушного костлявого тельца, с трудом державшегося на двух шатких, похожих на тряпичные пожарные шланги ногах. Тонкая, страусиная шея на узких понурых плечах едва ли могла служить достойной опорой для тяжелой головы со всеми ее мозгами. Огромные, сверкающие глаза лезли из орбит, так что казалось, вот-вот вывалятся наружу, особенно когда профессор волновался.
Да, внешне Филинчик производил самое что ни на есть жалкое впечатление, и тем не менее оно было обманчиво. Просто профессор предпочитал решать проблемы силой своего ума. Однажды я видел собственными глазами, как он открыл банку сардин одним только сосредоточением мысли. После этого я навсегда прекратил во время уроков потихоньку бросать ему в спину бумажные шарики.
— Вы все здесь особенные! — ревел профессор Филинчик так громко, что мы испуганно вжимали головы в плечи. Он снова и снова напоминал нам, что все выпускники Ночной школы по-своему гениальны. И это была чистейшая правда — мы все действительно были по-своему неповторимы.
Всего нас в то время в школе было трое: Фреда, бергина, Кверт Цуиопю, желейный принц из 2364-го измерения, и я, Синий Медведь. Профессор Филинчик принимал в свою школу только тех учеников, о которых точно знал, что они единственные во всем мире. Одним словом, школа представляла собой настоящее закрытое элитарное учебное заведение. Но, пожалуй, прежде чем перейти к подробному рассказу о ней, следует сначала остановиться на описании учеников и профессорского состава, поскольку они тоже являли собой достойные образцы чудес и феноменов Замонии.
Фреда
Бергина. Фреда была в школе единственным существом женского пола, да еще втюрилась в меня по уши с самого первого дня. Это то, что касается позитивных моментов. Относительно всего остального… Она была бергина. А бергины, как известно, самые кошмарные существа, которых только можно себе представить. И если уж говорить совсем откровенно, то они еще хуже, чем те кошмарные существа, которых можно себе представить.
Из «Лексикона подлежащих объяснению чудес, тайн и феноменов Замонии и ее окрестностей», составленного профессором Абдулом Филинчиком
БЕРГИНА. Обитающая в южнозамонианских Жутких горах бергина обыкновенная, наряду с горным человеком и снежной бабой, относится к семейству так называемых безобидных троллей, которые, в отличие от пещерного тролля и лавинной ведьмы, никому не причиняют никакого вреда. Несмотря на безобидный нрав, бергина обречена на полное одиночество, что объясняется ее крайне жуткой, практически невыносимой наружностью. И это при том, что подлинное ее уродство скрыто от посторонних глаз. Добрая природа сжалилась над несчастным созданием, покрыв все его тело густой длинной шерстью, под которой очертания кошмарной фигуры едва различимы, что является несомненным благом, поскольку вида побритой бергины не сможет вынести определенно никто. Бергина обычно живет на самой высокой вершине Жутких гор, карабкаясь по ней на четырех цепких обезьяньих лапах, и ходят упорные слухи, что она может даже запрыгивать на облака. Этот факт, правда, до сих пор научно не доказан и относится скорее к разряду домыслов и преувеличений.
В действительности бергина очень нежное и привязчивое существо, но чувства ее, к сожалению, не находят отклика в чужих сердцах, что, по-видимому, и привело к постепенному вымиранию вида. Бергина обычно подкарауливает в горах альпинистов, прыгает им на плечи с какого-нибудь дерева или скалы и разражается душераздирающим воем. Этим диким, неистовым воем она выражает им свою симпатию, что, вероятно, объясняет, почему многие альпинисты вдруг ни с того ни с сего бросают занятие альпинизмом и переучиваются на водолазов или шахтеров.
В свои четыреста лет Фреда была сущим ребенком. Она постоянно мешала учителю, издавая потешные звуки, и забрасывала меня записочками с нарисованными на них сердечками и признаниями в любви. На переменках она ставила мне подножки, потом запрыгивала на спину и буравила ухо карандашом до тех пор, пока я не давал торжественную клятву жениться на ней. Ничего поделать с этим я не мог, Фреда обладала силой десяти горилл, скоростью пумы и терпением дельфина. Никто в классе не мог бы с ней справиться, разве что профессор Филинчик.
Фреда не умела говорить, она могла только писать, но профессор Филинчик очень скоро выучил ее письму и подарил толстый блокнот с карандашом, которые она с тех пор постоянно носила с собой. Она общалась с нами посредством записочек, аккуратно выведенных красивым каллиграфическим почерком. Наши с ней разговоры выглядели приблизительно так.