Эта армия под звуки тех же балалаек бодро промаршировала мимо президента и гостей, и Перес пригласил прибывших в здание аэропорта на пресс-конференцию.
Долговязый министр-радист снова поволок микрофонную стойку, а министр печати и информации побежал вперед организовывать место встречи с журналистами. Журналистов было двое – сам министр и Пенкина.
– Я его узнала, – шепнула Ольга Ивану.
– Кого?
– Министра этого. По печати. Я его по телевизору видела в «Пресс-клубе». Он из журнала «Собутыльник».
– А сюда как попал? – спросил Иван.
– Не знаю.
Иван прибавил шаг, догнал министра.
– Ты кто? – прямо спросил он.
– Дима, – просто ответил министр.
– Фамилия?
– Биков.
– Как здесь оказался?
– Осужден условно за ненормативную лексику, хуе-мое, – ответил Биков. – Пен-клуб отмазал.
Из этих слов Иван не понял ничего, кроме «хуе-мое».
– Норму не выполнил, что ли?
– Мудила ты, товарищ, огородная! Я тебе, бля, русским языком говорю, матом ругался, на хуй! В печати! – взорвался Биков.
При этом его молодое красивое лицо стало еще красивей.
– Зачем? Тебе что, слов не хватало? – искренне удивился Иван.
– Хватало, – опечалился Биков. – Знаешь, какие я стихи писал, сержант!
– Я лейтенант, – поправил Иван.
– Один хуй. Вот скажи, пошел в жопу – это хулиганство или нет?
– Смотря кто пошел, – мудро ответил Иван. – Если сосед или товарищ по работе, к примеру, то нет…
– А если президент? – не унимался Биков.
– Неужто ты президента послал? – усомнился Иван.
– Нет. Министра по чрезвычайным ситуациям. В газете. Шутя.
– Ну и правильно дали, – заключил Иван. – Я бы на месте суда…
– А я его в рот ебал! – заорал Биков. – Суд! Мне Стругацкий факс прислал!.. Ничего, я им еще врежу. Здесь свобода слова – полная! Журнал буду издавать. Знаешь, как называется? «Фигня»! Не слабо, да?
– «Фигня»? – насторожился Иван. – Почему?
– Да так. Слово красивое. И не матерное.
Сзади плелись члены кабинета, надеявшиеся на бесплатное угощение после пресс-конференции. Они негромко роптали и обменивались впечатлениями.
– Бабы-то две, – сказал громила по машиностроению. – Которая Яшкина?
– Вроде бы чернявая, – отозвался министр юстиции.
– Он такой живоглот – двух возьмет, не подавится, – злобно сказал машиностроитель, серчавший на президента за отсутствие машиностроения.
– Ты бы помолчал, Николай, – оборвал его председатель комитета по телевидению. – Тебе такое министерство дали. Ни хера делать не надо, а оклад идет. Сидел бы сейчас в Воркуте, срок мотал…
– Павел абсолютно прав. Абсолютно! – поддержал товарища по кабинету старик-еврей, министр торговли. – Мы должны молиться на Якова Вениаминыча.
– Подлипалы! – не сдавался громила. – Погодите, я путч вам устрою.
– Ой-ой-ой! Эти путчи! Напугали нас путчами! – замахал на него руками еврей. – Сидите и не рыпайтесь.
Министр обороны с помощником отделились от толпы и направились обратно к вертолету.
Пилоты Уве и Улле сидели в тени лопасти на складных стульчиках и резались в кости.
– Свободен, шеф? – обратился Федор к Уве.
– Не понимаю, – сказал пилот по-английски.
Максим перевел вопрос.
– Я зафрахтован доньей Исидорой, – ответил пилот.
– Ну, донья… Считай, что ее уже нет. Надо кинуть груз в Вену. Сто двадцать килограммов.
Пилот вынул из кармана калькулятор, посчитал.
– Двенадцать тысяч баксов. Какой груз?
– Да так. Фигня.
– Двадцать пять тысяч.
– Годится. – Федор шлепнул его по ладони двумя пальцами. – А на этих не обращай внимания, – кивнул он в сторон аэровокзала, куда входила делегация. – Через час их расстреляют.
– О’кей, – сказал пилот.
После пресс-конференции, на которой Перес отбивался от вопросов Пенкиной о правах человека в Касальянке, а Биков острил, что права есть, а человеков нет, президент пригласил донью Исидору и Бранко в кабинет, находившийся тут же, в аэровокзале, который по совместительству оказался президентским дворцом.
Министры в это время накинулись на халяву, состоявшую из копченых ножек Буша, квашеной капусты и немерянного количества водки. Интерполовцы последовали общему примеру и уже через два стакана их нельзя было отличить от министров. Такие же вдохновенные.
Кабинет Переса был обставлен в неожиданном стиле любителя путешествий: карты, чучела птиц и животных, огромный глобус. Прислонив костыль к столу, Перес не без труда уселся на стул, скрестил руки на груди и несколько секунд испытующе глядел на своих подручных.
Бранко виновато переминался с ноги на ногу, донья же делала вид, что происходящее ее не касается. Она подошла к чучелу фламинго и погладила его по длинной изогнутой шее.
– Ну что? Опять динамит плохой? – укоризненно начал Перес, глядя на Бранко. – Хоть бы одного взорвал, ей-богу! Как заколдобило! Теперь возись с ними.
– Отпустите меня в Сантьяго, – глухо промолвил Бранко.
– Вот еще! Придумал. Будешь работать здесь… И ты тоже хороша! – Перес повернулся к Исидоре, обратившись к ней пофранцузски. – Приволокла полный вертолет интерполовцев. Так бы они полгода нас искали, а тут – пожалуйста! У меня только пошли дела…
– Дела?! – Донья с ходу перешла в контратаку. – Знаю я твои дела! Кто мне говорил, что готовит в Касальянке глобальный эксперимент? Что от этого зависит будущее России и всего мира? Я поверила, дурочка… А на самом деле ты просто делаешь деньги с помощью своего зелья!
– Что ты знаешь… – отмахнулся он от нее.
– А вот знаю!
Перес немного подумал, вращая большие пальцы один вокруг другого. Потом вынул из ящика письменного стола ключ, бросил его Бранко. Тот поймал.
– Пойдешь на склад, возьмешь сколько нужно взрывчатки, оружия, патронов…
– Опять… – вздохнул Бранко, но тут же поправился: – Слушаюсь, господин…
– Если они не примут моих условий, займешься ликвидацией. Я не могу их официально расстрелять. Будет международный скандал, меня в ООН не примут. Мне нужно, чтобы они погибли от руки коммунистического террориста. За себя не бойся, тебя я потом спрячу.
– Как я получу приказ? – спросил Бранко.
– Следи за мной. Условной фразой будет: «Да свершится воля Господня!» Повтори.