Взглянув на солиситора, Лили кивнула. Она была холодна и надменна, словно действительно являлась дочерью Анри де Шевену и считала это слушание всего лишь досадной помехой, нелепой выдумкой властей, помешавшей ей наносить визиты знакомым и посещать дорогие магазины.
Однако Уэббу перед началом слушания нужно было сообщить Лили нечто очень важное, это заставило бы ее поверить, что все пройдет гладко, если она хорошо сыграет свою роль.
Но Труссебуа, державший под мышкой свою папку, не отходил от них ни на секунду. — Судья желает, чтобы все заняли свои места, — объявил он, указывая Костарам и мадам Павиль на места в первом ряду. — Простите, месье Милн, но суд считает это слушание закрытым. Вы не являетесь подданным Франции, поэтому не имеете права свидетельствовать в пользу наследницы.
Уэбб этого ожидал. Взглянув на Лили, он кивнул ей и улыбнулся. Труссебуа хотел увести Лили, но Уэбб схватил ее за локоть и привлек к себе.
— Ты слишком торопилась, надевая шляпку, моя дорогая, — сказал он, расправляя зеленые ленты на ее шляпке. Затем, склонившись к уху Лили, прошептал. — Ты должна пройти через это. Меня с тобой не будет Если что-нибудь случится, постарайся выбраться отсюда и беги к садам Тиволи. Встретимся на углу, рядом с лавкой мороженщика жди меня там. Если я там не появлюсь через два часа, бери Селесту и уезжай из Парижа.
Лили улыбнулась, но Уэбб заметил тревогу в ее глазах.
— Без тебя я никуда не уеду, — сказала она. Прежде чем он успел ответить, Лили повернулась и вошла в зал судебных заседаний. В следующее мгновение угрюмый страж захлопнул дверь перед носом Уэбба.
Лили сидела в напряжении, ожидая, что судья в любой момент может подняться со своего места и объявить ее самозванкой. Но все шло так, как и предсказывал Труссебуа, хотя он ни словом не обмолвился о том, как долго все будет продолжаться. Однако Лили ни на миг не забывала, что следует проявлять бдительность.
Наконец с места свидетелей поднялась мадам Костар. Она посмотрела на Лили и улыбнулась. Затем, взглянув на судью, заговорила:
— Поверьте, мы с мужем просто счастливы, что наша милая Аделаида вернулась домой. Она для нас как дочь. — Почтенная дама всхлипнула и утерла рукавом нос и слезы, струившиеся по ее щекам.
— Возможно, так оно и есть, гражданка Костар, — кивнул судья: несколько устаревшее обращение «гражданка» не предвещало ничего хорошего. — Но можете ли вы подтвердить, что эта женщина действительно является законной дочерью гражданина де Шевену, больше известного как граф де Шевену?
Мадам Костар казалась обиженной, ее лицо пошло красными пятнами.
— Вы хотите сказать, что наша дорогая Аделаида незаконнорожденная? Да как вы смеете? Я уже служила у графа, когда моя хозяйка, графиня де Шевену, произвела на свет эту девочку. Моя хозяйка была благородной женщиной и не могла…
Судья поднял руку:
— Гражданка Костар, я не собираюсь порочить доброе имя вашей бывшей хозяйки. Я просто хочу, чтобы вы, указав на эту женщину, поклялись, что она является Аделаидой де Шевену.
— Так бы сразу и сказали, — фыркнула мадам Костар. Она указала пухлым пальцем на Лили: — Эта милая девочка — дочь Анри де Шевену. Я готова поклясться жизнью.
Судья поблагодарил мадам Костар, и та снова заняла свое место. И тут Лили заметила, что супруги Костар обменялись весьма выразительными взглядами.
И Лили вдруг почувствовала: эти люди готовы ко всему. Покорные судьбе, они знают, что в любой момент их может настигнуть смерть.
Но чего же опасаются Костары? Неужели…
В этот момент судья вызвал мадам Павиль.
Как и мадам Костар, мадам Павиль тотчас залилась слезами.
«Я готова поклясться жизнью». Эти слова не давали Лили покоя. Почему мадам Костар так сказала? И чего же она все-таки боялась?
И вдруг Лили осенило.
Костары все знали! Знали, что она не Аделаида, знали это с самого первого дня. Тогда почему же они встретили ее с такой радостью? Почему свидетельствовали в ее пользу и подтвердили, что она самая настоящая Аделаида де Шевену?
Лили перехватила взгляд Труссебуа — тот как-то странно посмотрел на Костаров. А мадам Павиль, по-прежнему заливаясь слезами, говорила о своей «безвременно ушедшей подруге» графине де Шевену.
— Я хотела воспитать Аделаиду как собственную дочь… — Мадам Павиль всхлипнула. — А граф был очень жесток, отправил ее на Мартинику. Я догадываюсь, почему он так поступил — Аделаида постоянно напоминала ему о покойной жене, а он безумно любил ее. Посмотрите на Аделаиду. Она вылитая Мари.
Лили вежливо кивнула судье. И тут же все взгляды обратились на нее. Но она все же успела заметить, как Труссебуа снова посмотрел на Костаров.
Было очевидно, что солиситор тоже знает что-то очень важное… Но что именно?
Тут Труссебуа поднялся и заговорил. Лили внимательно слушала, ей казалось, что в речи солиситора — ответы на многие ее вопросы.
— …И я, разумеется, понимаю, что все дело в деньгах, — говорил Труссебуа. — Слишком велико состояние, которое должна унаследовать мадемуазель де Шевену. Однако же…
Теперь все стало ясно. «Слишком велико состояние…»
Эти трое сплотились для того, чтобы деньги де Шевену не достались Наполеону и его алчным министрам.
Но чего же именно они добиваются? Лили взглянула на закрытую дверь. Ей сейчас очень хотелось сообщить Уэббу о своем открытии и выслушать его соображения на этот счет.
И вдруг дверь отворилась. В зал вошел офицер и направился прямо к судье. Склонившись над столом, офицер что-то проговорил. Судья внимательно выслушал его и молча кивнул.
Лили затаила дыхание. Она поняла: случилось что-то непредвиденное.
— Гражданин Труссебуа, мне сообщили чрезвычайно важную новость, — объявил судья. — Здесь появился еще один свидетель, он утверждает, что у него имеется информация о вашей клиентке.
Лили в отчаянии взглянула на дверь, потом на ближайшее от нее окно. В этот момент Труссебуа поднялся со своего места и направился к судье. Солиситор был смертельно бледен.
— Что случилось? — спросила Лили, когда он проходил мимо.
Труссебуа раскрыл было рот, но так ничего и не сказал. Однако Лили заметила, что губы его дрожали. На ее вопрос ответил судья.
— Французская республика вызывает свидетеля по этому делу, — объявил он. — Мари-Тереза-Жанна Понтавик с острова Мартиника, настоятельница монастырской школы «Ле-Дам-дю-Провиденс».
В следующее мгновение дверь снова отворилась, и в зале появился высокий широкоплечий охранник, сопровождавший нового свидетеля.
Мать-настоятельница монастырской школы Аделаиды? Теперь уже Лили не сомневалась: сейчас слушание закончится, ее арестуют, а завтра утром казнят. Возможно, эта монахиня будет настолько добра, что помолится за ее грешную душу.