До вечера Василий места себе не находил. Давно уж не овладевали им такие сильные чувства. Что будет, если Анна ему откажет? Как жить он станет, ежели покинет она его дом? Уйдет, оставит его один на один с его любовью и тоскою! Ради чего тогда жить? Как бедовать отпущенные годы?

Анну тоже глодали сомнения. Не порадовала ее господская любовь, которая, говорят, хуже гнева. Грех ведь великий – при живой-то жене с ее мужем сладиться!

Однако ж еще более пугала ее мысль, что коли откажет она Василию, придется ей собираться в путь-дороженьку. Хоть и крепилась она пред Василием, говоря, что, мол, свет не без добрых людей, а все равно боязно было после привольной и сытной жизни уходить по миру – да не одной, с такой обузой на руках!

Близость же с боярином сулила блага неисчислимые, о которых Анна и помыслить не смела, да и не мыслила. Одно только знала она – хоть и страшно, и грешно – а люб ей боярин, хоть и немолод он, хоть и нравом крут. Она одна разглядела в нем доброту, которой он показывать не хотел. Ишь, как с Настенькой нянчился! Да вот и Настенька – не видала отца-матери, а тут еще и кормилка ее бросит…

К вечеру Анна находилась в полном смятении чувств. Видно, некуда деваться – придется ответить боярину согласием. Да что люди скажут? Ведь ничего не утаишь в тереме, сразу вся челядь пронюхает, и понесутся слухи… А что скажет законная жена, как проведает, что ее супруг с мужичкой снюхался? Ох, маятно, тошно на душе…

Сумерки тем временем окутали терем и мягко затемнили окно. Анна возилась с детьми, а сама чутко прислушивалась, ожидая тяжелой поступи Василия. Пару раз ей показалось, что он идет, и Анна замирала, как соляной столб, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.

Младенцам как будто передалось ее волнение, и они разнюнились, расплакались, да так, что Анне никак не удавалось их угомонить.

За детским криком Анна не расслышала, как дверь горницы открылась, вошел Василий. Страшен был облик его – бледный, с запавшими глазами, казался боярин приговоренным к неминуемой смерти.

Увидев, что творится в горнице, услышав истошные детские крики, Василий хотел было первым делом выскочить за дверь и там переждать, пока Анна детей не успокоит. Но потом он заметил, как трясутся Аннины руки, как дрожат ее губы, и понял, что она вот-вот заплачет.

Василий, не долго думая, схватил Настеньку и начал укачивать ее подобно тому, как делал это утром. Ребенок мгновенно замолчал и уставился на деда. Вскоре рот Настеньки растянулся в лукавой улыбке, и она загулила, пытаясь выпростать ручку из пеленок. Это ей удалось, и Настя, что есть силы, вцепилась в дедову бороду. Василий чуть не взвыл от боли и постарался отцепить ручонку. Да не на ту напал – крепко вцепилась девчурка в новую няньку!

Мишутка тем временем продолжал плакать. Анна тщетно пыталась успокоить его, сама чуть не плача. Василий, которому удалось освободить свою бороду от цепких ручонок, передал Анне Настю и, взяв у нее Мишутку, снова начал качать. Как ни странно, ребенок сразу же, как по волшебству, умолк.

– Ох, спасибо, пособил! – устало сказала Анна, когда оба малыша были уложены в люльки и продолжали гулить там, словно делясь друг с другом впечатлениями. Настя, должно быть, поведала о чудной дедовой бороде, а Мишутка о том, как понравилось ему качаться на больших и сильных руках.

– Да не за что, – угрюмо ответил Василий. Им снова овладела робость, и страх из-за того, что Анна может ему отказать, прокрался в его сердце. – Я за ответом пришел, – добавил Василий, переминаясь с ноги на ногу.

– Знаю, зачем ты пришел, – ответила Анна, пытаясь спрятать от Василия глаза.

– Ну и каков твой ответ будет? – с дрожью в голосе спросил Василий. Он подошел к Анне и осторожно приподнял ее лицо так, чтобы можно было посмотреть в глаза.

– Коли тебе нужна такая глупая баба, как я… Коли решил ты, что мужичка тебе милей боярыни…

Голос Анны прервался, и по щекам ее заструились слезы.

– Не томи! – с тоскою в голосе молвил Василий.

– Так вот… Коли нужна тебе такая… Бери меня, Василий!

Боярин застыл на месте. Когда же до него дошел смысл сказанного, невыразимое облегчение пришло к нему. Словно тяжелый камень, да что там камень – валун стопудовый, свалился с его сердца.

– Слава Богу! – только и мог вымолвить он. – Я уж было подумал, что откажешь ты мне!

– Кабы в силах была, так отказала бы! Да, видать, судьба моя такая…

Договорить Анне Василий не дал. Он подошел к ней, обнял так, что косточки хрустнули, а потом впился в губы горячим грубоватым поцелуем, в который вложил всю свою любовь и страсть.

ГЛАВА 6

В ту же ночь пришел Василий к Анне, да так и остался до первых петухов. Не мог он оторваться от белого пышного тела. Сам не понимал, что с ним творится. Стольких баб на своем веку перевидал, а такого с ним сроду не случалось. Каждый раз любил он Анну, словно в последний раз.

И потекла жизнь счастливая. Василий нарадоваться на свою Аннушку не мог. Осыпал ее милостями, одевал, обувал. Да только молодуха, чтоб подозрения не возникли, особенно-то щедротами боярскими не пользовалась. Неудобно ей было в глаза людям лезть.

Несмотря на то, что Василий особо не таился и страсти своей к Анне не скрывал, никто из слуг, да и сама Марфа, ни о чем вроде бы не догадывались. Хозяйка заметила, правда, что Василий стал совсем уж редко заглядывать в опочивальню, но решила, что он снова зазнобу на стороне нашел, и вздохнула с облегчением.

А Анна тем временем расцвела. Она и прежде была красавицей, сейчас же от любви боярской, от ласки, от довольства стала такой красавицей, что глаз отвести нельзя. Марфа смотрела на кормилицу и удивлялась.

– Надо же, до чего некоторых баб материнство красит! – говорила она однажды девке, которая ей во всем прислуживала. – Я, вот, помнится, подурнела, опроставшись. Волосы клочками лезли, зубы болели… А Анютка-то павой ходит!

– Это, госпожа, оттого, что она мальчика народила – мальчишки бабе всегда впрок идут. А вы девочкой разрешились, девка у матери завсегда всю красоту забирает! – заявила служанка.

Однако сама она стала приглядываться к Анне – мальчик-то мальчиком, да что-то поздновато кормилица хорошеть начала. Мальцу-то уж полгода скоро!

Василий же все чаще стал задумываться над тем, что скоро Настенька подрастет и кормилица ей не нужна станет. Что тогда Анна делать будет? Можно было бы оставить ее в няньках, так ведь все время дети рядом крутиться будут и днем, и ночью… Нехорошо это. И простой прислужницей делать ее не годиться – она-то, может, и согласилась бы, да не потерпит этого Василий!

Оттого задумал он найти для Анны местечко получше и после некоторых сомнений решил поставить ее ключницей. Был, правда, у них ключник – Ефим. По чести сказать, ни разу он ни в чем не провинился. Но ради зазнобы чего только не сделаешь! Вот и решил Василий ключника под монастырь подвести, а вместо него Анну поставить. Оно бы можно было и просто его погнать – разве ж не господин Василий в тереме своем – да Марфе это покажется странным, заподозрит она неладное. Боярину-то все равно – пусть бесится ведьма! Да только Аннушка плакала-молила – не подвести ее, не открывать тайного…