— Я открою окно? — спросила Лидочка.
Ей было гадко от духоты и запахов.
— Открывайте, — согласился милиционер.
На зиму и в дни отъездов хозяева ставили на окна решетки — добротные решетки, на болтах. Но летом решетки мешали открывать окна и сейчас стояли в прихожей, прислоненные к стене.
— Давайте поговорим, — сказал капитан.
— Прямо здесь?
— А чего мы будет откладывать, — сказал капитан.
Теперь, сидя за столом, он не казался столь официальным и строгим.
— Чего откладывать, — повторил он. — Чем скорее мы разберемся, тем лучше. Скажите мне свои данные. Имя, фамилия и так далее.
— Но у меня нет паспорта.
— С паспортом зайдете ко мне в отделение, официально, — сказал капитан. — Сейчас изложите самое главное.
— Но вы не представились! — сообщила Лидочка. И добавила смущенно: — Мне неудобно обращаться к вам «господин капитан».
— Можете говорить «гражданин капитан», — сказал тот и тут же смилостивился. — Голицын, — представился он. — Анатолий Васильевич. Как нарком культуры, довоенный, слышали?
— Тогда записывайте, Анатолий Васильевич, — сказала Лидочка. — Берестова Лидия Кирилловна, год рождения по паспорту — тысяча девятьсот шестидесятый.
— Никогда не дашь, — заметил тезка наркома и этим перевел Лидочку из разряда подозреваемых в нормальные свидетели.
В дверь кухни сунулся милиционер, который встречал их у калитки.
— Свидетелей отпускать или пускай ждут?
— Тех двоих с собакой? — спросил капитан. — Подождут.
— Мы были все вместе, — сказала Лидочка. — Всю ночь и все утро.
— Не спешите, — перебил ее Анатолий Васильевич. — Давайте по порядку. Где проживаете, как сюда попали. По порядку. Мне же для дела нужно.
Лидочка изложила по порядку причины, приведшие ее на место преступления, сказала, кто здесь был, кроме нее, рассказала в двух словах о событиях вчерашнего дня. И лишь когда кончила говорить, а капитан все медленно писать, он отложил лист и спросил:
— Подпишитесь или отложим до отделения, когда паспорт принесете?
— Как хотите, — сказала Лидочка.
Она вдруг почувствовала, что устала, хоть просидела на кухне всего сорок минут.
— Теперь будете Глущенок допрашивать? — спросила она.
За стенкой слышались голоса, толкотня, шум. Голицына позвали оттуда. Он ушел, оставив Лидочку одну.
Она заглянула в комнату за капитаном и увидела, что Сергея уже положили на носилки и собираются уносить. Анатолий Васильевич что-то вынюхивал вокруг тела. Потом стал шептать на ухо второму милиционеру. Санитары понесли носилки прочь из гостиной, доктор в белом халате, совсем молоденький, шел сзади. Рука Сергея вдруг сорвалась с носилок и бессильно свалилась. Пальцы задевали доски пола. Лидочке захотелось рвануться, поправить руку, но она не посмела, что-то остановило ее. То ли страх перед Сергеем, перед смертью, то ли страх перед Анатолием Васильевичем Голицыным, милиционером, который имел право задавать вопросы и обвинять людей. А почему бы мне и не вернуться ночью, не пройти в дом — окна, наверное, были открыты, почему мне не убить Сергея? Бред какой-то! Таких, как Сергей, не убивают. Представь себе любого человека на земле, который накопил в себе столько ненависти к Сергею, чтобы убить его? Застрелить? А где покупают пистолеты, чтобы убивать знакомых популяризаторов ботаники, написавших современный роман? В телевизоре это выглядит так просто — подошел к эстонским мафиози, купил пистолет и еще пулемет. А на самом деле?
Анатолий Васильевич, проводив носилки на террасу, быстро вернулся, широкими плечами чуть не застрял в двери и, увидев Лидочку, произнес непонятную фразу:
— А сейчас будем смотреть.
За ним вошли Глущенки. Так и остановились — капитан и Глущенки у двери, ведущей на террасу, а Лидочка в дверях на кухню.
— Давайте теперь вместе будем смотреть, — сказал капитан. — Что могло пропасть из этого дома.
— Пропасть?
— Вот именно. Что могли украсть.
— Вы хотите сказать, — произнес Глущенко с явным облегчением, — что могло иметь место ограбление?
Лидочка подумала, что все они, включая Женю, говорят с капитаном на чиновничьем жаргоне, словно тот ему более понятен.
— Могло иметь место, — мрачно согласился капитан. — Вы видели, как он был одет?
— Нет, — ответили они вразнобой.
— Но он был одет, — сказала Итуся уверенно.
— Так же, как в момент вашего ухода?
Никто ему не ответил.
— Убитый был босой, такие вещи надо замечать. Босой, в джинсах и в сорочке. — Тезка наркома был разочарован невнимательностью интеллигентов.
Конечно же, на Сергее не было никакой обуви. Но, наверное, от жары, оттого, что положено ходить босиком, Лидочка не обратила на это внимание.
— Ночь была теплая, он вернулся со станции и разулся, — сказал Анатолий Васильевич. И тут же обернулся к Лидочке: — А вы вчера на кухне были?
— Да, я готовила.
— Постарайтесь вспомнить — в машинке у него бумага была вставлена?
— Я уверена, что не было ничего, — ответила Лидочка.
— Я тоже обратила внимание, что машинка была пустой, — подтвердила Итуся.
— А теперь лист вставлен, — сообщил капитан. — Значит, он пришел, разулся, сел за свою машинку, решил поработать. Заработался до двух, а тут влез убийца. Может, он что-то сказал, стал ругаться, а в наши дни с грабителями лучше не ругаться, понимаете?
— А почему вы думаете, что это случилось в два часа ночи?
— Это не я думаю, а соседи. И медицина должна подтвердить.
— А что говорят соседи? — спросил Глущенко.
— Потом, потом, — отмахнулся капитан. — Мне сейчас важнее другое: кто из вас тут бывал, видел вещи. Я хочу понять, что здесь было. Деньги, валюта? Драгоценности? Что он здесь хранил? Что нужно было убийце? Понимаете? Ведь так просто не убивают.
Лидочка кивнула, соглашаясь.
— Ну как? — обернулся капитан к Лидочке.
— Я тут практически не бывала.
— А вчера? Что вчера заметили? Было видео?
Лидочка поглядела на Женю.
— Я смотрел у него видео, — сказал Женя.
— Американский фильм, — сказала Итуся. — «Вспомнить все!» Позавчера смотрели.
— Вот видите, — обрадовался прогрессу следствия капитан. — Другие вещи?
— Я думаю, особых ценностей здесь не было.
— А компьютер?
— Компьютера я не видел.
— Я бы заметила, — сказала Итуся.