— Если так… Тогда — пожалуйста.
Так к сонному Шарику был подключен обучающий аппарат.
После команды дежурного Зета все улеглись в мягкие, обволакивающие кресла-кровати, и космический корабль едва заметно дрогнул. В его недрах раздался ровный, все время усиливающийся гул. Юрия все сильнее и сильнее вдавливало в кресло, и тело становилось тяжелым и неповоротливым. Трудно было пошевелить рукой, ногой; чтобы повернуть голову, и то требовалось немало усилий. Но, как это ни странно, разговаривать было не так уж трудно.
Почему это получалось, Юра понять не мог. Выходило так, словно в теле каждого человека был свой маленький гравитационный аппарат, который ослаблял все возрастающие во время разгона корабля перегрузки.
Гудели неведомые машины, мерцал пустой экран, все так же перемигивались блуждающие огоньки на стенах. Все системы корабля работали нормально, и делать было решительно нечего. Вот почему Юрий и решил порасспросить о том, чего он еще не знал.
РАЗГОВОР С МИРО
Ближе всех лежал Миро. Он не спал и, видимо, даже не дремал, хотя его быстрые глаза были прикрыты. Что знал о нем Юрий? Что он голубой космонавт, что его зовут Миро… Вот, в сущности, и все. Можно еще прибавить, что он хороший парень. Но ведь этого мало. Каждый из четверых людей были славными парнями. Правда, Квач Юрию нравился поменьше. Но зато Зет нравился больше. Он был мягче других, добрее и душевней. А вот Миро как будто бы умнее.
Но всего этого было не слишком много для того, чтобы считать себя хорошо знакомым с соседом.
Вот почему все нужно было начинать с самого начала.
Но что такое начало? Ведь можно спросить ради этого самого начала такое, что продолжения уже не будет. Поэтому Юрий начал издалека. Он словно мысленно заполнял невидимую анкету. Первым ее вопросом стояло: фамилия, имя, отчество. Пока что Юрию достаточно было одного имени.
Вторым вопросом в каждой уважающей себя и других анкете стоит: время и место рождения.
Место рождения соседа в общих чертах было известно — Розовая земля. А вот время… Времени рождения Миро и других космонавтов Юрий не знал. А теперь это казалось очень важным. Ведь он уже давно, примерно с середины первого поверхностного знакомства, подозревал, что у голубых людей не все в полном порядке… Нет, не в том дело, конечно, что они какие-нибудь странные. Парни они настоящие! И все-таки… Все-таки подозрения были. И подозрения довольно основательные. Вот почему самым главным оказался второй вопрос невидимой космической анкеты.
— Слушай, Миро, — как можно спокойней, даже как будто лениво или, вернее, так, словно преодоление тяготения было хоть и трудным, но в общем-то привычным делом, сказал Юрий, — слушай, Миро, а сколько тебе лет?
Миро медленно повернул голову к Юрию — преодолевать гравитационные силы и в самом деле было нелегким делом.
— Чего-чего? — недоуменно спросил он.
— Я говорю: сколько тебе лет?
— Каких это еще лет? — почему-то сердито спросил Миро — может быть, потому, что Юрий заставил его тратить лишнюю энергию на пустое занятие. Миро ведь был умнее всех.
Юрий растерялся. Как же его спросить: сколько тебе годов? Годков? Когда ты родился? Или сказать так, как записано в иных анкетах: сообщите время и место вашего рождения?
И тут произошло то, над чем Юрий задумывался не раз еще на своей Голубой земле и понять чего он так и не смог. Бывает так: кажется, добросовестно думаешь, решаешь вопрос, прикидываешь, что и как сделать, даже, может быть, карандашом или ручкой орудуешь, и все, что ты делаешь, кажется очень сложным, почти неразрешимым. И вдруг ни с того ни с сего, не думая не гадая, выпаливаешь тот самый ответ, над которым столько времени бился и мучился.
Как это случается и почему, Юрий понять не мог. Однако такое случается очень часто! Получается, что как будто в самом Юрии сидят два человека. Один что-то там считает, думает, решает, а второй сидит себе спокойненько и посмеивается. У него уже все подсчитано, он уже все знает и только ждет момента, когда можно вскочить и выпалить свой ответ.
Правда, иногда этот, второй, человек выбрасывает такие штучки, которые приносят не очень много радости и самому Юрию и окружающим. Но это уже дело десятое. В этот момент второй, хитрый человек, который незаметно жил в Юрии, выкрикнул:
— Эх ты, тумус! Не понимаешь? Ну сколько ты прожил на белом свете? Понимаешь?
И как ни удивительно, умный Миро прекрасно понял этого, второго, человека. Миро усмехнулся и слегка — сделать это быстро и энергично было, пожалуй, невозможно: гравитация — пожал плечами:
— Понимаю. Но при чем здесь… лета? Ведь считают зимы.
— А… а почему зимы? — Второй человек в Юрии исчез, и Бойцов остался один.
— Ну… Я не знаю, как у вас на Голубой земле. А у нас на Розовой летом тепло. Все живет, расцветает… А зимой, наоборот, все замирает. Вот мы и считаем — сколько зим.
— Подожди! А при чем же здесь зимы?
— Ну как же… После зимы начинается новый расцвет…
— Вот-вот! После зимы. Значит, весной?
Миро удивленно посмотрел на Юрия и расхохотался.
— А мы никогда об этом не думали. Ведь и в самом деле годы нужно считать с весны. С того дня, когда все начинает жить заново.
— Во-от. Значит, договорились. Так сколько тебе… лет, зим и весен.
— Тринадцать.
— Чего-чего?
— Как это — чего-чего? — уже сердито переспросил Миро.
— Да вот… Это… Нет, верно? Тебе в самом деле тринадцать лет?
— А что, я разве выгляжу слишком молодо? Или, наоборот, — старше своих лет?
— Нет, не в этом дело… А другим? Другим… сколько весен?
— Только Квачу четырнадцать. А всем остальным — по тринадцать…
— Понятно… Понятно… Но послушай…
— Вот что, Юра, поговорим как-нибудь позже. Мне нужно поспать — скоро на дежурство. Менять Зета.
И Миро не то что отвернулся, а просто утонул в своем кресле-кровати и смежил глаза.
А Юрий думал. С одной стороны, все было правильно. Как ему и показалось в свое время, космонавты выглядели для своих лет очень молодо, и вот — пожалуйста. Они, оказывается, ровесники Юрия Бойцова.
И это, конечно, очень приятно. Потому что не нужно слишком уж их уважать или побаиваться. Словом, испытывать сотни всяких неудобств, которые неминуемо испытываешь, когда встречаешься со взрослыми, да еще не совсем знакомыми, а тем более голубыми.
Юрий с беспокойством посмотрел на молчаливого, сосредоточенного Зета, который в своем кресле-кровати медленно двигался вдоль такого несерьезного, словно игрушечного, пульта управления. Он то посматривал на лучащийся космическими отсветами экран, то на пульт. Но чаще всего он приглядывался к бесконечной пляске разноцветных огоньков на стенах корабля.