— Разве ведьмы — не дочери эльфов? Что, они успели нагадить еще до того, как вы сделались королями? — спросил, приближаясь, Морон. — Отличная идея — прийти на этот чудесный берег! Оставались бы мы себе в Доме сирот и давно бы уже стали старшинами…

Роби возненавидела его всей душой, и лишь это дало ей возможность забыть на несколько мгновений ненависть к самой себе за то, что она молчала, когда черные тени начали наполнять ее сны. Потом остался лишь страх из-за тяжелого дыхания Эрброу, которая держалась за ее ноги и все больше кашляла. Другие дети тоже закашлялись. Йорш, Гала, Крешо и Соларио с трудом смогли добраться до них в воде и вытащить на берег, двигаясь тяжело и медленно, хватая ртом воздух, словно старики или больные. Роби осталась на берегу, прижимая к себе Эрброу и Кикко.

— В те времена потомков эльфов не называли ведьмами, — продолжил Йорш, вернувшись на берег. Его голос тоже прерывался. — Этим словом называли целительниц, женщин, которые помогали при родах и собирали лекарственные травы. Когда с моря пришла чума, все обвинили в этом ведьм — за то, что они не остановили ее, за то, что не могли ее лечить. Когда происходят страшные трагедии, поиск виновных помогает избавиться от чувства бессилия. Решили, что чума была вызвана ведьмами.

— Ладно, но нам-то что делать? — вновь спросил Карен Ашиол еще более хриплым голосом.

— Не знаю, — ответил Йорш.

Еще когда тени были лишь маленькими точками в золотистом свете солнца, воздух стал тяжелым и начал стискивать грудь. Карен Ашиол зашелся кашлем, и лицо его налилось свинцовым мраком. Вскоре его кашель потух. Едва слышными остатками голоса он попытался подозвать к себе детей, которые молчаливо и неподвижно замерли на песке. Одно лишь море продолжало как ни в чем не бывало покрывать высокими волнами темный берег. Кикко сжался рядом с Эрброу; отец вновь взял его на руки.

Стало холодно, и все больше не хватало воздуха.

— Я попытаюсь вступить с ними в переговоры, а вы бегите! — прошептал Йорш. — Бегите отсюда!

— Бежать куда? — спросила Роби. Небо совсем потемнело. Все вокруг накрыла тень.

Фигуры становились все ближе, огромнее, страшнее. Отовсюду слышались кашель и стоны. Матери пытались накрыть собой детей. Несколько старушек, собиравших ракушки у озера, укрылись за водопадом в надежде, что вода защитит их и остановит невыносимый зной, обжигавший горло.

В небо взметнулись стрелы.

Карен Ашиол и Гаил Ара подняли с песка свои луки, из которых обычно стреляли в рыб. Стрелы даже не коснулись разорванных одеяний, окровавленных рук. Над онемевшей бухтой раздался пронзительный, ужасный смех.

Последним выпустил стрелу Йорш. Он не промахнулся: стрела пронзила самую большую из трех фигур, но та осталась на своем месте и засмеялась еще более громко и язвительно.

Крешо и Гала обнялись, прикрывая собой Кикко и кашляя. Руки их сжались. Неподалеку Морон тоже сжимал кулаки, не смея подойти ближе и впиваясь ногтями себе в ладони.

Сейчас, когда они почти достигли берега, Роби разглядела эриний.

Это были три черные крылатые фигуры, укрытые плащами с капюшонами так, что видимыми оставались лишь их руки, истощенные и окровавленные.

Огромные, изодранные в клочья крылья закрывали своей тенью все небо.

Мрак и ужас поглотили мир. Все исчезло в ледяной мгле: чайки, летавшие в синем небе, голубые озера с цаплями, скалы с цветущими каперсами.

Две тени остались в стороне, немного позади.

Третья зависла прямо над берегом и заговорила.

Глава тринадцатая

Мама знала, знала, что три страшные тучи прилетят и проглотят мир.

Но почему внутри нее постоянно был страх?

Ее мама видела то, что должно было случиться.

Эрброу тоже видела то, что должно было случиться: не все, только некоторое, и не всегда, лишь иногда.

Другие никогда ничего не видели.

Никто.

Даже ее папа.

Поэтому остальные никогда ничего не боялись.

Три черные тучи появились на горизонте и стали приближаться. Все вокруг потемнело.

Она прижалась к маме, и вдруг дыхание ее прервалось, как когда она упала в воду, только в этот раз не было холодно, а что-то невыносимо жгло. Кикко был рядом с ней и тоже кашлял. Она дала ему свой тряпичный мяч, чтобы хоть чем-то его утешить, но потом пришел его папа, взял его на руки и унес далеко.

Тень стала еще темнее, чем беззвездная ночь, еще гуще, чем дым, когда дрова мокрые.

Ее папа сказал, что они должны убегать, но никто не знал куда.

Потом самая большая тень, которая зависла как раз над ними, заговорила.

Глава четырнадцатая

Роби подняла голову и осмелилась посмотреть на крылатое существо над ними.

Когда тень заговорила, Роби поняла, почему их называли фуриями.

— Мы — фурии, мы — эринии! — изрек мрачный голос. — Мы — матери без потомства.

Мы — страдание, ненависть, месть!

Роби рухнула на землю, крепко сжимая Эрброу. Боль скручивала ее: казалось, дышать приходилось раскаленной землей, смешанной со скорпионами. Она накрыла дочку своим телом. Малышка тоже задыхалась.

Мрак поглотил берег. Фурия заговорила снова:

— Мы пришли, чтобы потребовать плату за наших незачатых детей, наших нерожденных детей, за наших детей, умерших прежде, чем они смогли узнать цвет жизни, когда та еще не была сплошным страданием.

Ничто не в силах насытить наш голод. Ничто не в силах смягчить нашу ненависть.

Как стая безумных ворон, как свора собак, как гиены, волки и стервятники, мы разорвем вашу жизнь, разорвем ваши души так же, как ваши тела.

Это будет платой тем, кто разорвал наши тела и пролил нашу невинную кровь, тем, кто знал о нашей невиновности, но трусливо молчал. Мы уничтожим все, что дышит и живет в этих местах, которые видели, как изгоняли жизнь из нас и наших потомков.

Как стая безумных ворон.

Мы — фурии, мы — эринии.

Мы — страдание, ненависть, месть.

Вы, безумные, посмели осквернить эти земли, ставшие местом наших мучений, земли, где наша кровь и наши сожженные тела стали свидетельствами пошлой человеческой жестокости.

Неожиданно Роби почувствовала, что скорпионы, от которых горело ее горло, стали отступать. Она вновь вдыхала воздух. Эрброу кашлянула пару раз и заплакала — для Роби это был самый сладкий из всех существующих в мире звуков, ведь он означал, что дочь жива. Роби подняла глаза. Между ней и эриниями стоял Йорш: он распахнул руки, чтобы тень его стала как можно больше и накрыла их обеих, Роби и Эрброу. В его тени воздух оставался свежим и чистым. Роби видела, что он дышал все тяжелее и прерывистее, потом упал на колени, но продолжал защищать их дыхание.