Каждое утро после завтрака Руди и Джеред куда-то уезжали и возвращались незадолго до обеда, так что у них хватало времени только на то, чтобы вымыться. Атмосфера в доме несколько улучшилась, хотя Джеред и Лорен продолжали относиться друг к другу с вежливым безразличием. Он спрашивал у нее разрешения войти, если ему надо было взять какую-нибудь вещь в своей комнате. Лорен при этом всегда чувствовала себя виноватой, но все попытки убедить Глорию поместить ее в одну из детских спален наталкивались на непреклонное сопротивление. Глория не желала слушать никаких аргументов, и в конце концов Лорен перестала об этом говорить.
Лорен проводила много времени с детьми, читала им или играла с ними, восхищаясь их сообразительностью. Много приятных, спокойных часов она провела с Марией, слушая ее рассказы о Бене или Джереде и Руди, когда они были мальчиками. В разговорах Мария никогда не затрагивала взаимоотношений между Лорен и Джередом, хотя это волновало и расстраивало ее.
– Джеред так неохотно рассказывает о своем детстве, – призналась как-то Лорен Марии. – Он не любит говорить ни о чем, что связано с его детскими годами. Он не делится со мной ничем личным, – вздохнула она. – Однажды разговор зашел о Кубе. Он говорил о войне очень неохотно.
Мария печально покачала своей маленькой головкой с гладко причесанными волосами:
– Я рада, что вас здесь не было, когда он вернулся с войны. Я думаю, Бен втайне гордился тем, что Джеред пошел воевать. Оливия пришла в ярость и пыталась удержать Джереда. Она надавила на все клапаны, пытаясь привлечь на свою сторону друзей семьи, но Бен заставил ее прекратить все это. После войны, когда Джеред вернулся в город героем, она вела себя так, будто это была ее идея.
Мария сделала маленький глоток чая, которым они наслаждались, сидя на парадном крыльце.
– Оливия очень несчастная, одинокая женщина, – добавила Мария спокойно.
– Он подцепил там малярию?
– Да, но главное, он получил там тяжелую психическую травму, которая доконала его. У него был друг, отец которого владеет ранчо к западу от Кервилля. Алекс Крейвен и Джеред были друзьями с детства. Они попали в армию в одно время и оказались в одном батальоне. Алекса убили. Джеред считал, что его смерть явилась результатом ошибки командира и что его друг был принесен в жертву без всякого смысла. Он до сих пор мучается ночными кошмарами: ему снится день этого сражения. Смерть Алекса глубоко потрясла его, но Джеред не делится своими переживаниями, держит это в себе, глубоко внутри. Он никому не раскрывается до конца.
– Я начинаю думать, что у него и нет ничего внутри, ничего настоящего. Каждый раз, когда мне кажется, что я наконец поняла, разгадала его, я сталкиваюсь с еще одной тайной его натуры, – сказала Лорен. – Какой он, человек, за которого я вышла замуж?
– Он очень хороший человек, Лорен. Наступит день, когда вы его узнаете. Я в этом уверена.
Мария похлопала Лорен по руке и встала, чтобы скрыться в комнате, которую она делила с Беном и в которой закрывалась от мира, отгораживаясь закрытой дверью.
– О нет! Погляди, что я натворила! – воскликнула Лорен. Она помогала Глории готовить ужин и, открывая банку томатов, чтобы добавить их в рагу, испачкала рукав своей блузки. На тонкой ткани расплылось темное пятно.
– Лучше пойди и поскорее переоденься, а я замочу блузку в холодной воде, – невозмутимо сказала Глория.
– Я сейчас же вернусь, – пообещала Лорен, поспешно покидая кухню и бросаясь в свою комнату. Она едва успела снять испачканную блузку, как услышала шум в холле. Прежде чем Лорен дотянулась до какой-нибудь одежды, чтобы прикрыться, дверь в комнату распахнулась, и Глория с Руди буквально втолкнули в нее Джереда.
Увидев порванную рубашку и окровавленную грудь мужа, Лорен тотчас забыла о своей наготе.
– Что случилось? – с ужасом воскликнула она.
Джеред смотрел на нее, вытаращив глаза, и молчал.
Может быть, он был в шоке от боли? Вместо него ответил Руди:
– Мы с Джередом чинили поваленную изгородь с колючей проволокой. Часть изгороди упала, и проволока хлестнула Джереда по груди. Его надо перевязать.
– Я сказал, что все в порядке, – проворчал Джеред, не давая Глории пропихнуть себя в глубь комнаты.
– Чепуха, – возразила Глория тоном, которым обычно говорила с детьми.
– Вылезай из этой рубашки, и я полечу тебя. Лорен, лучше помоги-ка ему.
Пряча улыбку, Глория достала флакон с антисептиком и вату. Лорен осторожно приблизилась к Джереду сзади и положила руки ему на плечи, помогая снять рубашку. Пропитавшаяся кровью ткань присохла к ранам на груди, и, когда Джеред оторвал ее, глубокие царапины опять начали кровоточить.
Глория, ловко подталкивая Руди к двери, сказала:
– Не торопитесь. Мы с Марией приготовим ужин. Тебе нужно полежать, Джеред. Ты потерял много крови.
Дверь закрылась, и Лорен осталась наедине с Джередом.
Лорен опустила запачканную кровью рубашку на свою блузку. Молча, затаив дыхание они смотрели, как мужская рубашка нежно прильнула к женской блузке.
Лорен быстро подошла к платяному шкафу, собираясь достать чистую блузку, но какой-то импульс заставил ее повернуть голову и посмотреть на Джереда.
– Очень больно? – тихо спросила она.
У Лорен перехватило дыхание, когда она увидела струйки крови, текущие из царапин у него на груди.
– О, Джеред! – воскликнула она, бросаясь к нему, уже не думая о том, что на ней одна лишь отделанная кружевами тонкая и прозрачная нижняя сорочка. Лорен последовала совету Елены и перестала носить корсет.
– Садитесь сюда, – распорядилась она, беря его за руку и подводя к изящному стулу у туалетного столика, который отыскала для нее Глория. – Позвольте мне промыть рану, чтобы увидеть, насколько она серьезна.
– Право же, ничего страшного, – снова повторил он непривычно низким и хриплым голосом. Неужели ему было так больно?
Она налила в таз для умывания свежей воды и намочила чистое полотенце. Приложив мокрое полотенце к его обнаженной груди, Лорен сделала глубокий судорожный вдох и крепко зажмурила глаза. Потом осторожными движениями стала промокать царапины и промывать слипшиеся от крови волосы у него на груди.
– Я стараюсь не причинить вам боль, – бормотала она.
Джеред заскрипел зубами, но не от боли, а от близости ее полуобнаженного тела, вызывавшей у него головокружение. Ее молочно-белая шея пахла лавандой, и этот аромат пьянил его, от него можно было потерять сознание. А может быть, это следствие потери крови? Какая разница, ведь результат один и тот же. Джеред чувствовал ее дыхание на своем лице, легкое, нежное и целительное.
Взгляд его невольно опустился ниже, на ее грудь. Джеред сцепил зубы, не в силах видеть эту поднимающуюся и опускающуюся грудь под тонкой тканью сорочки. От него потребовалась вся его воля, чтобы удержаться и не прикоснуться к этой груди, не разорвать прозрачную преграду, мешающую ему увидеть цвет ее сосков, которые казались неясными тенями, ускользающими и околдовывающими.