Вернуться по следам | Страница: 29

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Какое «поиграйте», мамо, – укоризненно говорил Игорь, – мы теперь вам пришли помочь. Говорите, что делать.

И тетя Галя выдавала нам для чистки большие латунные тазы, в которых варила всяческие варенья, а после этого почти силком спроваживала со двора.

– Где вас носит? – напускались на нас другие дети. – Мы же собирались играть в войну двух великих племен, а без вас совсем не та игра…

– Нам не до глупостев всяких, – солидно отвечал Игорь, – мы делом занимаемся.

Мы тем не менее охотно включались в игру, а потом катались на шине и всячески колобродили до самого вечера, а вечером вся карусель начиналась заново – загнать скотину, покормить, подмести двор…

Говорят, что если человек сильно устает, то спит без сновидений. Но я помню, что в тот год мне снились замечательные цветные сны – про пиратов, Африку и полеты на Луну (я прочитала Сирано тогда), такие яркие и интересные, что я пересказывала их Игорю как сказки.

Не знаю, была ли реальная польза от всей этой нашей возни, но Петро и тетя Галя очень нас хвалили.

Когда возле сельпо женщины жаловались на своих детей, тетя Галя, небрежно поводя круглым плечом, сообщала:

– А у меня детки ну прямо золотые. И послушные, и работящие, так уже мне помогают, я на них не нарадуюсь.

– Та не хвались так, Галю, – говорила ей какая-нибудь из теток, – не бывает золотых детей, если только они у тебя не ангелы с крылышками.

– Ну, не знаю, – заносчиво отвечала тетя Галя, – нарочно придраться, и то не к чему. Разве что… – Тут она как бы задумывалась. – Ой, вот Глориечка так плохо ест, так плохо… Ничего не впихнешь. И дите вроде небалованное…

– А с чего ж оно будет хорошо есть? – вмешивалась в разговор баба Вера, мой давний недоброжелатель. Это она разносила обо мне нелепые, «мистические» слухи. – Оно и не будет есть, бисова дытына, оно ж и жить не должно было.

– Та типун тебе на язык, старая кочерыжка! – возмущалась тетя Галя. – Шо ты мелешь?

– И не мелю, а чистисиньку правду говорю, – начинала свою излюбленную песню баба Вера. – И родилось оно синее и страшное, под самую ту ночь, когда ведьмы на Лысую гору слетаются на свое дьявольское веселье, и матерь свою чуть не убило, и я не удивлюсь, если доктор тот с чертом побратался, шобы жизню своему вылупку сохранить…

– Ой, и как же тебе не совестно! – Тетя Галя подперла крепкими кулачками тугие бока и сунула грудью на бабу Веру. – Советская женщина, а такое суеверие городишь… Та за такое и поп бы тебя не похвалил, старая ты бессовестная ворона…

Папеньку моего можно считать хорошим бароном еще и потому, что он всегда был в курсе всех сплетен и слухов, которыми жила деревенька.

– Глория, – говорил он мне, – ты знаешь, что эта старая ведьма тебя не любит. Будь осторожна, детка, не подставляйся.

– Но, папа, я же ничего плохого не делаю!

– А и не надо, – грустно улыбался он и цитировал: – «Будь ты чиста, как снег, нетронута, как лед, но клеветы тебе не избежать», понимаешь?

– Нет, – удивлялась я.

– Ну как тебе объяснить… – Папа по своей привычке начинал мерить шагами комнату. – Вот если я начну всем рассказывать, что ты никакая не маленькая девочка, а большой зеленый крокодил…

Тут я начинала смеяться, а папа продолжал:

– Вот-вот, на первый раз меня поднимут на смех. На второй задумаются, а на третий начнут к тебе присматриваться и говорить, что да, какая-то ты зеленоватая, и слишком много времени проводишь на болоте, и наверняка ешь других детей.

– Неужели люди такие глупые? – не могла поверить я.

– Люди всякие, – вздыхал папа, – и, к сожалению, довольно часто позволяют себе не думать, а только повторять чужие мысли – пусть и дурацкие.

– И что же делать?

– Ничего тут не поделаешь, – папа разводил руками, – против клеветы и мелочных придирок оружия еще не придумали.

– А если я всем скажу, что никакой я не зеленый крокодил?

– Сама подумай, как выглядит человек, который ходит и бормочет, что никакой он не крокодил?

– Как дурак? – поразмыслив, говорила я.

– Ну да.

– А если я надаю ей по носу или накричу на нее?

– Отлично, прослывешь истеричкой и драчуньей.

– Папа, так нечестно. – Я хмурила брови и фыркала. – Ну скажи же, что делать.

– Держаться подальше от этой грымзы, вот и все. – И папа ласково трепал меня по макушке. – Берегись ее, дружище.

Но конечно же я не убереглась.

Однажды мы с Игорьком нашли на тропинке мертвого черного цыпленка. Какой-то мужичина, видимо не заметив маленького покойника, еще и наступил на него сапожищем, так что трупик был плоским, как блин. Само собой, мы не могли пройти мимо – опустившись на корточки и отпихивая собаку, стали палочками переворачивать птичку. Пес вдруг зарычал, я сказала автоматически: «Миша, нельзя», – и тут нас с Игорем больно ухватили за уши.

– Ах вы, ироды! – орала баба Вера (а это была она). – Курчатко мое замордували!

– Пустите, баба Вера, то не мы, оно уже было дохлое! – заголосил Игорь, пытаясь вырваться, но она не унималась, выкручивая нам уши:

– Я тебе дам – дохлое, байстрюк бессовестный! Отведу к матери сейчас, неповадно ей будет похваляться таким покыдьком! Ишь, взяла моду…

Я, честно сказать, совсем не привыкла к подобному обращению, поэтому не стала дожидаться, пока нас за уши протащат через всю деревню, и сильно укусила бабу Веру за жирную ляжку, а потом еще и пнула в голень.

– Ой, лышенько, убивают! – завопила та еще громче и разжала руку.

Я треснула ее и по другой руке, схватила Игорька за шиворот, и мы пустились бежать.

– Ой, людоньки, та шо ж цэ робыться! – неслись нам вслед вопли бабы Веры. – Убивцы! Изверги! Та шоб вы перевернулись, та шоб вас пидняло та гэпнуло! Уже я найду на вас управу, слезами кровавыми у меня умоетесь, чортивня проклятуща!

Миша мчался впереди нас огромными скачками, глупому псу казалось, что это такая веселая игра. Мы с Игорем со страху забежали на другой конец деревни и нырнули в лопухи.

– Ох и влетит нам, – пыхтел Игорь, пытаясь втиснуться поглубже в заросли, – ох и влетит…

– Да за что? Мы же не трогали этого цыпленка! – возмутилась я.

– Не за цыпленка. За то, что стукнули бабу Веру. – Игорек благородно решил разделить со мной вину. – Взрослых нельзя бить, или ты не знаешь?

– Не знаю! – заносчиво ответила я. – Папа меня учил всегда защищаться! Еще не хватало – будет мне всякая дура уши выкручивать ни за что! – Тут я прикусила язык, вспомнив папины слова про клевету. – Ой, Дзыга, нам надо срочно бежать к моему папе… Черт! Черт!

Мы выбрались из лопухов и помчались к больнице, но уже на подходах стало понятно – опоздали.