– Тогда спасибо. Прощайте.
Я протянул Мишелю зеленую ассигнацию с портретом Екатерины Великой. Тот поспешно спрятал ее в ящик стола и помахал мне рукой:
– Удачи!
– Вы же не знаете, чем я собираюсь заняться.
– Все равно – удачи. Полагаю, вы – мой коллега из центральной России. А какие у вас счеты с Николасом Михалковым, меня не касается. Я не слишком-то его люблю. Как и все нормальные люди, впрочем.
Красавица-яхта «Ирина» рассекала носом легкую волну. Ветер был встречным, и хозяин яхты, кудрявый горбоносый грек Агесилай, убрал парус. Мощный мотор нес судно по океанской глади. Солнце опускалось в море у нас за спиной.
Руденко сидел на корме, свесив ноги к воде. Он отчего-то загрустил. Я стоял на носу и всматривался в даль. Остров Молокаи маячил на горизонте. Мы делали крюк, чтобы зайти на мыс Калаупапа с севера.
Агесилай обещал доставить нас скрытно и прямо в нужное место – но если учесть, что Матвей познакомился с ним каких-то пару часов назад в порту Гонолулу, доверять греку у нас причин не было. Мы договорились не спускать с него глаз – если Агесилай захочет продать кому-то информацию о нашем тайном визите, сделать это будет не так легко.
– Мы не доберемся до места до ночи. Как ты найдешь дорогу? – спросил Матвей, обернувшись.
Грек усмехнулся.
– На мысе стоит маяк. Светится башня аэропорта. Сияют огни Калаупапа. Подойти ночью к мысу не составит труда. Только к берегу я не причалю – вы поплывете на резиновой лодке, что лежит в трюме. Если не вернетесь до утра, я выйду в море и буду дрейфовать там. А ночью опять подойду к берегу.
– Нет, нам ни к чему лодка, – ответил я. – Матвей останется на судне. На берег сойду я один.
Руденко удивленно воззрился на меня, потом поднялся на ноги и прошел на нос.
– Что ты будешь делать там один?
– То же, что мы делали бы вдвоем. Нам нужно сохранить скрытность. Да и свидетели того, что я вышел на берег, не помешают. Что бы ни думали в островной губернии, в России действуют законы. И убить гражданина не может никакой землевладелец – пусть ему принадлежит не только заповедник, но и целый остров.
– Может быть, ты прав, – протянул Матвей. – Только снаряжения мы взяли мало…
– Хватит.
В порту перед самым отплытием мы приобрели еще один сотовый телефон, три фонаря разных размеров, две пластиковые ракетницы, рассчитанные на пару-тройку выстрелов, и набор ракет; инфракрасный прибор ночного видения – «очки» с коробкой приличных размеров; десантный нож-стропорез, которым, конечно, можно было перерезать не только стропы; какой-то не вполне понятный охотничий нож (стропорез в лавке был только один) и несколько водонепроницаемых пластиковых пакетов. Клинки оставили в гостинице – вызывать врагов государства на дуэль мы не собирались. А гордость на некоторое время можно смирить – даже в «дворянском раю» Михалкова.
– Может, все же позвоним контрразведчикам? – спросил Руденко, когда Агесилай прошел на корму и не мог нас слушать.
– Не думаю, что мы узнали о чем-то, чего не знают они. Будем действовать по своему разумению. Если бы контрразведка хотела работать с нами, Берендеев бы не прятался от нас неведомо где.
– Да, Кирилл исчез, и, похоже, по воле начальства, а не злого случая. Иначе его коллеги давно бы связались с нами.
Стемнело. Агесилай повернул яхту на юг и включил мотор на полную мощность. Двигатель сильно шумел – я надеялся, что, когда яхта пойдет тише, его будет не так слышно.
К берегу мы подошли часов в девять вечера. На небе ярко сияли звезды, от убывающей луны в последней четверти бежала по океану искрящаяся дорожка. Ротмистр сбавил обороты, и яхта пошла не просто тихо – почти бесшумно. Похоже, Агесилай промышлял контрабандой и подбираться к берегу незамеченным ему было не в новинку.
Огни на острове светили ярко. Полагаю, разглядеть что-то в море тем, кто находился на свету, было невозможно. Но, как знать, может быть, подозрительный Михалков поставил на берегу вышки с приборами ночного видения и наблюдателями, которые сидели в полной темноте и смотрели в море? Особенно сейчас, когда закрыт аэропорт и когда…
Что я хотел добавить? То, что у него содержится похищенный Голицын? Честно сказать, мне не верилось в это. Чтобы дворянин, какой бы он ни был, публичный человек, политик, похищал другого гражданина, да еще и должностное лицо? Такое бывает только в некоторых африканских странах, может быть – в Латинской Америке, но не у нас, в просвещенной и добропорядочной России…
– До берега – метров триста, – тихо сказал Агесилай, подходя ко мне вплотную. – Ближе подходить опасно, да и ни к чему. Спустить лодку или поплывете?
– Поплыву, – ответил я, подхватывая пластиковый мешок, в который были упакованы телефон, фонарик, прибор ночного видения, ракетница и, конечно же, деньги. Деньги могут пригодиться всегда. Люди, как это ни прискорбно, продаются и покупаются…
Ножны со стропорезом я пристегнул к ремню, брюки и рубашку снимать не стал – когда вылезу из воды, они высохнут на мне. Туфли запаковал в еще один пакет – без обуви бродить по острову будет неприятно, в мокрых туфлях много не находишь.
Повесив пакеты на шею, я по никелированной лесенке спустился в воду. Воздуха в пакетах было много, и они не только держались на воде, но и слегка поддерживали меня.
– Если дела у меня пойдут худо, я постараюсь пустить в воздух красную ракету, – повторил я Матвею. Мы с ним обговорили систему сигнализации, но я никогда не считал лишним что-то повторить. – Сейчас ракетница заряжена красной ракетой, так что остается только дернуть за спусковой крючок. Если я просто захочу вернуться и не буду видеть яхту, а телефон откажет, пущу зеленую ракету. Тогда уходите в Гонолулу и поднимайте на ноги полицию. Звоните всем, кому можете. Если я не буду отзываться… Что ж, не паникуйте. Мало ли что произойдет.
– Ладно. Как только ты доберешься до берега, мы выйдем в море. Болтаться так близко от берега, по-моему, не стоит.
– Хорошо.
Я оттолкнулся от борта и поплыл. Вода была теплой, но у меня по коже все равно бежали мурашки.
Плыть с пакетами не так-то легко – тому, кто плавать не умеет, они помогали бы держаться на воде, а мое движение только тормозили. Нож с резиновой рукоятью был сравнительно легким и на дно не тянул. Как бы там ни было, минут за двадцать я до берега добрался.
И желтый песок ночью не слишком-то видно, а уж черный, океанский, не позволял различить на берегу совершенно ничего. Город остался позади, если считать путь, проделанный на яхте. Сейчас его огни слегка окрашивали небо по правую руку от меня. Я наугад прошел метров пятьдесят по берегу, добрался до островков буйной тропической растительности. Там бросил мешки на землю, снял и выжал рубашку и брюки – даже летом в тропиках в мокрой одежде было прохладно.