А мальчишка все выставлял и выставлял кастрюльки, чепарушки, мисочки и тарелки, гремел железом и звонкой, обожженной глиной.
И как-то сама собой в такт этого бессмысленному громыханию начала у него мурлыкаться старинная неизвестного происхождения шутливая песенка:
— Пришел домой голодный,
А суп стоит холодный…
Тра-ля-ля,
Ля-ля-ля-ля-ля…
Дальше слова не вспоминались, и он повторял это «тра-ля-ля, тра-ля-ля» без конца, и язык не уставал, и — странное дело — ему вдруг стало почти весело…
Ну, если и не совсем весело, то и не так уж неприкаянно, как было вначале!
С каждой ложкой подогретого супа по телу разливалась усталость и тяжесть, а мысли опять лихорадочно засуетились.
Хороши шуточки, нечего сказать! Конечно, как следует насолить Пашке Мошкину, главному Витькиному врагу, — это было бы неплохо, было бы это просто замечательно!…
Но тут простая и ясная логика неожиданно вильнула совсем в сторону.
Ну, хорошо, он вот сидит и размышляет, чего бы такого похитрее подстроить Павлу Мошкину…
Павлу Мошкину, который… который не сумеет на коварные козни совсем ничем ответить?! И вообще, а где он теперь, настоящий Павел Мошкин?! Что с ним в данный момент происходит?!
От этой мысли Виктор вздрогнул, ему стало страшно. Мальчишка бросился к телефону и набрал номер. Нет, не тот, таинственный 340-74-95, а другой, очень, очень хорошо знакомый…
— Алло?… — почти сразу на другом конце провода сняли трубку.
Витька застонал, надавив пальцами на рычаг. Он узнал этот голос. Теперь можно было не сомневаться: там, у магазина, он увидел… самого себя! И теперь ему ответил… Виктор Бубенцов!
Где же тогда Павел Мошкин?! Или, может быть, его… вообще нет?! Просто больше вообще не существует?!
Какое же тогда право имеет он, он, Витька Бубенцов, глумиться над человеком, которого просто… нет на свете?!
В школе учительница по литературе Анна Федоровна часто повторяла, что свою собственную жизнь можно прожить как угодно, только будет стыдно потом, если что не так. Это понятно! А вот если тебе доверили… жить за другого человека?!
Ведь никто, кроме Витьки и волшебника, не знает, что Павел Мошкин теперь просто «солдат» из глупой детской игры!
Никто даже не подозревает: теперь только с виду прежний Павел Мошкин, а распоряжается всеми его поступками неведомо отчего Витька Бубенцов!
И только от прихоти этого самого Бубенцова зависит, совершит ли Пашка геройский подвиг и другие благородные поступки, или же потянется за ним хвост позора и ужаснейших преступлений.
В комнате заработал телевизор. Виктор даже не заметил, когда включил его. Наверное, ему просто стало неуютно и жутковато в этой опрятной, ухоженной квартире. Мальчишка перешел на диван, забрался на него с ногами.
С экрана телевизора какой-то бородатый дядька, скорбно потупясь, рассказывал о трагической и прекрасной судьбе великого математика Эвариста Галуа, которого убили на дуэли совсем в юном возрасте.
— Все, что Галуа успел сделать в жизни, написано за одну ночь, — вздыхал дядька. — В ночь перед дуэлью… Эварист Галуа знал, что будет убит, и торопился записать свои гениальные мысли…
— Я видел сегодня самого себя, — признался вдруг Витька вслух: дядьке на экране, этим стенам, этим стульям и столу. Чтобы все услышали, чтобы не сверлила эта мысль голову одному ему, Витьке…
— Я видел себя настоящего… В толпе!
— Наверное, кто-то другой на месте Эвариста Галуа, даже случись у него в ночь перед дуэлью самая жестокая бессонница, не стал бы выписывать мало кому понятные формулы, — немедленно отозвался дядька с экрана. — Он, наверное, просто потренировался бы в стрельбе из пистолета…
— Он просто потренировался бы в стрельбе из пистолета… — эхом повторил Виктор. — Потренировался бы в стрельбе из пистолета…
И с этими словами он неожиданно заснул. Заснул одетым, в чужой квартире, на чужом диване. Дядька в телевизоре бубнил теперь как бы сам для себя.
— После дуэли на столе Эвариста Галуа обнаружили только несколько листков бумаги с гениальными формулами, — не поднимая глаз, продолжал бородач. — И еще одну странную, загадочную, таинственную вещицу…
Дядька отпил воды из стакана, помолчал, словно решая для себя, говорить или не говорить до конца, все-таки собрался с духом:
— На первый взгляд, безделушка… В мраморной пепельнице на столе математика обнаружили искусно вырезанную из слоновой кости голову мартышки… Голова мартышки отчего-то оказалась очень горячей, почти раскаленной, до нее невозможно было дотронуться… Безделушка сохраняла тепло до вечера… Куда голова мартышки исчезла потом, не знает никто…
Виктор Бубенцов сладко причмокнул во сне и повернулся на другой бок. Угрюмый бородатый дядька смущенно умолк, а экран, мерцая, потемнел. Телевизор выключился сам собой…
К чужому телу привыкаешь быстро. Одной ночи оказалось вполне достаточно, чтобы неловкое ощущение излишней легкости движений и невесомости исчезло, все стало на свои места. И даже аппетит появился!
Наскоро позавтракав, Виктор Бубенцов подхватил школьную сумку Пашки Мошкина, запер квартиру и, старательно делая вид, будто ничего особенного не произошло и не происходит, отправился учиться.
Этот глагол «учиться» в данном случае очень хорош, гораздо лучше, чем просто «пошел в школу». Потому что научиться новоявленному «Павлу Мошкину» предстояло многому…
Самое первое: его догадка о настоящем Викторе Бубенцове оправдалась полностью!
Тот заявился в школу собственной персоной, как ни в чем не бывало!
Да, это был тот самый человек, который слонялся возле дурацкого магазина с еще более дурацким названием «Одёжа»! Выходит, он не ошибся тогда, не зря в страхе бежал прочь, не разбирая дороги! И значит, ему не приснился телефонный звонок себе домой!
Выходит… с Виктором Бубенцовым и в самом деле ничего не произошло?! Или, может быть, вот тот вот маленький и пухленький, озирающийся по сторонам головастик, — это и есть теперь тоже превращенный Павел Мошкин, только с виду он — как Виктор Бубенцов?
Да нет, не похоже… Тьфу ты, запутаться можно! Весь первый урок Виктор тем только и занимался, что внимательно изучал круглый затылок… хм, настоящего самого себя…
Тот, кого он в упор разглядывал, неспокойно ерзал под тяжелым этим взглядом, шея его свекольно покараснела. Видно, чувствовал, знал, кто на него так смотрит. И… боялся оглянуться.
Виктор Бубенцов с последней парты смотрел на самого себя и переживал. «Да как же можно быть таким забитым и жалким?», — недоумевал он.
И совершенно не замечал при этом превращенный в Павла Мошкина Виктор Бубенцов, что сам находится под внимательным, пристальным, изучающим взглядом.