– Ваш благородие! – подбежал еще один полицейский. – Во дворах чисто, можно не сомневаться, в кажную щель заглянули.

– Вы здесь еще с четверть часа походите. На всякий случай. А я арестованных отправлю.

– Пешим ходом?

– Да зачем?

– На двух санях да с охраной не уместятся. Прикажете в управу сбегать или извозчика поймать?

– Зачем извозчика? Берите наши сани, – предложил Петя. – Здесь недалеко, Антон Парфенович быстро обернется, я могу и подождать.

– Спасибо, Петр Александрович. Только вы на улице все же не стойте.

– Да зачем ему на улице ждать, он к нам в гости зайдет, – сказала я.

– Вот и славно. Тогда мы поехали, – согласился Михаил и принялся отдавать распоряжения. – Этих троих в первые сани. Вы двое с ними. Этих двух во вторые и еще двое с ними. Этих вот грузим в сани к Антону Парфеновичу. Михеич и я сопровождаем. Остальным пешим ходом в управу! – Михаил повернулся к нам. – А вам всем до свидания! И спасибо за понимание наших забот и примерное поведение в ходе полицейской операции! Ну и просто так спасибо.

Сани укатили, следом потянулись несколько полицейских. Еще несколько человек разбрелись по ближайшим дворам. А мы прошли оставшиеся до нашего дома шаги и поднялись на крыльцо.

40

– Заходите, гости дорогие! – как-то уж очень весело и громко сказала Пелагея, не спеша уступать проход и делая страшные глаза. – Да что же вы за порогом мнетесь, проходите!

И снова не поспешила отойти в сторону, а еще принялась подмигивать. После чуть вздрогнула и все же сделала шаг от дверей.

Я резко толкнула локтем Петю в бок и посмотрела на маменьку. Решение входить или не входить нужно было принять быстро. Очень быстро. Ведь не так же просто Пелагея изо всех сил пыталась нас о чем-то предупредить. Об опасности уж это понятно, пусть пока неясно, о какой. Но раз так вот дергалась, значит… ей либо нож к боку приставили, либо револьвер к спине. Надо помочь, надо выручить и Пелагею, и Марию Степановну, и дедушку Алексея. И ведь маменьку не отправишь уже обратно. Выходит, лучше и правильнее самим войти.

– Петя, в самом деле, что вы тут мнетесь? – спросила я. – Или передумали зайти в гости?

– Кхм. Я как раз сию секунду только и надумал, что обязан зайти. Дозвольте?

– Ну что ж вы поперед дамы? – сказала маменька. Совсем чужими словами и слишком громко. Значит, также все поняла, она же большая умница.

Ну, таки да, входим, а там станем посмотреть, как иногда говорил Арон Моисеевич, так и не отвыкший за годы, проведенные в Сибири, от некоторых одесских словечек.

И я шагнула через порог. Следом вошли маменька и Петя.

Пелагея разочарованно вздохнула, а из-за ее спины объявился тип вполне обычной наружности, не слишком похожий на разбойника и очень прилично одетый. Но с револьвером в руках.

– Рад вас приветствовать, проходите сразу в столовую, – деловито произнес он и указал стволом на нужную дверь.

– Даже не поможете дамам раздеться? – развязно произнесла я.

– Не вижу нужды, – поддержал мой тон незнакомец, искривив губы усмешкой.

– Тогда мы сами. Петр Александрович, примите у маменьки шубу. А я уж самостоятельно разденусь.

И очень быстро сняла шубку, повесила ее на вешалку, уложила там же шапочку и муфту. А вот сумочку прихватила с собой. И пошла в столовую. Человек с револьвером очень недовольно хмыкнул, но насильно нам препятствовать не стал. Просто задержался в прихожей, пока мы все, включая Пелагею, не переступили порог столовой.

Мария Степановна сидела за столом. Напротив сидел еще один посторонний, перед ним на столе лежал револьвер. Я глянула на диван в углу. Почти скрытый горкой с посудой, там сидел господин Ольгин. Заметно изменившийся, без бороды, иначе стриженный, иначе одетый.

Никого больше, в том числе и дедушки Алексея, видно не было.

– А! Господин художник! – весело воскликнула. – Как всегда, держитесь в тени?

Ольгин не счел нужным отвечать, но обменялся взглядами с человеком, встретившим нас у порога. Тот пожал в ответ плечами.

– Садитесь, сударыни! – произнес наконец господин Ольгин, изобразил подобие улыбки и добавил: – Чувствуйте себя как дома.

– Ох, не волнуйтесь вы за нас. Мы ведь действительно у себя дома. Впрочем, мы присядем. Маменька, садись вот здесь. Я сяду здесь, Пелагея подле Марии Степановны, а вам, Петя, местечко только на диване остается.

Петя без смущения прошел к дивану и сел рядом с художником. Тот дернулся недовольно, но так и не решился ничего сказать против.

Маменька садиться не стала, а прислонилась к стене. Рядом с оставшимся на ногах прилично одетым господином. Очень похоже, что она готовится кинуться на мою защиту. Зря, конечно, я и сама управлюсь, если будет нужда. Но место выбрано удачно, по сути, за спиной одного из налетчиков. Так что пока нужно разговор завести, дальше видно станет.

– Чуть было не забыла спросить, возможно, вас стоит именовать Сержем Рено, а не господином Ольгиным?

Мне было куда важнее узнать сейчас, сколько здесь бандитов, но спрашивать прямо я не решалась.

– Вам никогда не говорили, что любопытство до добра не доводит? – язвительно ответил мне художник. – Ну, знаете вы обо мне больше, чем хотелось бы. Что с того толку?

– Как знать? Может, и найдется толк? Но раз вы про любопытство вспомнили, то ответьте мне, к чему этот ваш незваный визит?

– Я отвечу. Но не здесь. Сейчас вы, только вы, поедете с нами. Остальные некоторое время проведут в обществе одного из моих друзей.

Человек, сидевший за столом, сделал глоток из стоящего перед ним стакана и поперхнулся. Чем привлек к себе мое внимание. Молодец, господин Уваров! Вас сразу и не узнать, тоже изменили внешность – несколько дней не бриты, ногти вон грязны и обломаны, лицо кажется обветренным. А такой лощеный вид имели при нашем знакомстве в гостинице «Европейская». Кстати, как же господин Ольгин вас не признал, его вы ведь тоже встречали и сопровождали в номер госпожи Козловской? Неважно. Важно, что теперь даже численный перевес на нашей стороне. Или все же здесь не все бандиты?

– С чего вы взяли, что я с вами поеду? – нарочито удивилась я.

– Не пожелаете добром, силой заставим.

– Полагаете, что втроем сумеете справиться?

– Да их тут четверо, – быстро сказала Пелагея, за что получила тычок револьверным стволом.

– А вы, господин, не знаю кто, – сквозь зубы произнесла я, – зря себе лишнее позволяете. Я могу вам и руки переломать.

Господин «не знаю кто» очень удивился моим словам и погрозил мне револьвером.

– Даша, нельзя быть такой грубой, – сказала маменька и, улыбнувшись бандиту самой своей очаровательной улыбкой, добавила: – Кстати, станете еще раз угрожать моей дочери, я вам не только руки переломаю, но и голову оторву!