Сомов хмуро посмотрел на Никитина и выпалил:
— Ну и что ты думаешь по этому поводу? Что такое происходит на этой вроде бы спокойной планете? Нет, я, как командир этого корабля, хочу знать, куда мы все вкапались? Ведь планета-то вроде такая милая, спокойная с виду.
— Миш, ты не пыли, не пыли. Да, согласен, хрен что поймешь! Я тоже не въезжаю. Но мы здесь с тобой не одни, в том плане, что есть и светлые головы у нас на корабле. Будем думать, решать, изучать…
Дело в том, что ночью сработали тревожные системы корабля. Инэсса сообщила, что в атмосфере планеты произошел мощный выброс энергии. Причем очень серьезный выброс. Необъяснимый всплеск несколько походил на разряд молнии, только в десятки раз мощнее. Многие члены экипажа проснулись от громкого выстрела, несмотря на хорошую звукоизоляцию корабля.
— Гроза, молния… А здесь вообще-то бывают дожди, грозы, молнии, а, Инэсса?
— Состав атмосферы, температура, наличие воды на поверхности и ее пары в воздухе не исключают такой возможности. Но у меня пока очень мало данных.
— Миша, действительно, мы здесь всего второй день. Давай лучше пригласим нашего астрофизика и покумекаем втроем, вернее, вчетвером с Инэссой, в какие такие края нас занесло, что это за звезда.
— Ладно, давай.
— Вот и ладненько! — обрадовался навигатор и ткнул в одну из клавиш на пульте.
Спустя несколько секунд на мониторе появилось мокрое бородатое лицо с полотенцем на шее:
— Стоммелен на связи! Добрый день.
— Ральф, здравствуй. Извини, что не вовремя. Командир решил провести небольшое совещание по нашей с тобой тематике, ты не возражаешь? Ну и хорошо, минут через двадцать не подойдешь в центральную рубку? Отлично, ждем.
Вовка в это время в легком комбинезоне (Инэсса сняла большинство ограничений) высверкнул из центрального шлюза и направился к кормовой части «Пеликана», посмотреть, как продвигается восстановление и наращивание гиперпространственного конвертера. Убедившись, что работа идет в соответствии с графиком, он вышел из тени «Пеликана» и бросил взгляд в сторону буровой вышки. Там, насколько ему позволяло видеть зрение, копошилась только одна фигура. Судя по росту, это был Парсонс. Фигура выпрямилась, и в наушниках прозвучал голос геофизика:
— Володя, если вы не заняты, не могли бы мне помочь? Делов на полчаса.
Надо честно признаться, что работа на буровой не входила в Вовкины планы, но и отказать тоже было бы не по-товарищески.
— Мистер Парсонс, направляюсь к вам. Что-нибудь захватить с «Пеликана»?
— Спасибо, Володя, у меня все есть.
Через пять минут Вовка подошел к Парсонсу, который колдовал над компьютером.
— Что надо делать?
— Володя, мы с тобой сейчас будем подрывать заложенные мной на разных глубинах геомины. Керны образцов мы получили, теперь посмотрим на сейсмическую картинку. А тебя я попрошу…
Вовка и не заметил, как прошли полтора часа, вместо обещанных тридцати минут. Парсонс каждое свое действие подробно объяснял Прыгунову, и это получалось у него очень даже интересно. Попутно он умудрялся вставлять в повествование зарисовки планет, где бывал, и истории, которые случались с ним и его коллегами. Да и сам подрыв геомин заинтриговал Вовку. Он с интересом смотрел на мониторе, как распространяются сейсмоволны на различных глубинах коры планеты.
Наконец они с Нейлом подорвали последний заряд. Парсонс почему-то нахмурился, но потом улыбнулся и сказал:
— Володя, к вечеру я обработаю данные. Если хочешь, приходи в кают-компанию, сделаем доклад на тему «Строение планеты… э-э-э… Планеты». Придумывай скорее название.
— Спасибо, обязательно приду! — вполне искренне ответил Вовка и зашагал к кораблю.
* * *
Сверкающая и переливающаяся тысячами разноцветных песчинок-звезд, слегка молочно-туманная в своих спиральных рукавах, а где-то будто вобравшая в себя синевато-серого сигаретного дымка, объемная модель галактики Млечный Путь висела между полом и потолком центральной рубки «Пеликана». Трое звездоплавателей сидели вокруг этого сияния в анатомических креслах и переговаривались.
— Инэсса, дай-ка нам рукав Ориона, пожалуйста, — попросил Стоммелен.
Галактика растворилась, и на ее месте засеребрился самый малый рукав Млечного Пути — Орион.
— Укрупни до нашего местного пузыря.
Теперь в воздухе плавали лишь отдельные хрустально сверкающие песчинки — звезды местной группы. Но и их было много, очень много.
— Объем представленной сферы местного пузыря около восьмисот световых лет в соответствующем масштабе, — пояснила Инэсса.
— Отлично, отметь Солнце.
Одна из песчинок примерно в центре сферы засверкала золотом.
— Так, накладываем координатную сетку… — забормотал себе под нос астрофизик. — Так… Верно, получается, если приложить реперные звезды… Шестьсот двадцать пять световых лет… Та-а-ак, смотрим каталог. Думаю, что это бета… Точно — Бета Водолея, тройная звезда Садалсууд. Сам Садалсууд — желтый гигант, он больше Солнца примерно в пять раз и погорячее на 1500 градусов Кельвина, но мы находимся от него на довольно большом расстоянии в 6,5 астрономических единицы и этого жара не ощущаем. Даже наоборот, если бы не маленький красный карлик Садалсууд-3, вокруг которого вращается планета, здесь было бы намного прохладнее, а так — приемлемый температурный диапазон. Последние наши данные говорят о том, что вся тройная система постепенно разваливается, и все три звезды постепенно удаляются друг от друга. Садалсууд не способен удержать своих спутников. Но на наш век хватит — никаких катаклизмов в ближайшие пару миллионов лет не предвидится. Мне, как астрофизику, чертовски интересно. Я здесь смогу такие наблюдения произвести, такие замеры!.. Как жаль, что у нас на борту только штатный шестидесятисантиметровый телескоп.
— Кстати, коллеги, у нас есть уникальная возможность взглянуть вблизи на один прелюбопытнейший космический объект. С учетом того, куда нас занесло, мы оказались, волею судеб, совсем рядом, в каких-нибудь пятнадцати световых годах от планетарной туманности NGS-7293 или Улитка. Инэсса, тебе удалось сделать то, что я просил?
— Да, Ральф, все получилось.
— Отлично, Инэсса, тогда дай, пожалуйста, большое увеличение и предельное разрешение.
Инэсса еще больше притушила в рубке свет и погасила свечение рукава Ориона. Сначала ничего не было видно, но постепенно стали проступать очертания чего-то необычного. Чем контрастней и ярче становилось голографическое объемное изображение, тем присутствующих все больше и больше охватывал непонятный, волнующий душу трепет. Через несколько секунд в центре рубки во всей красе развернулась туманность, метко названная кем-то Глаз Бога. В золотисто-красноватом обрамлении будто заветренных песком, пылью и солнцем пустыни век на астронавтов глядел небесно-прозрачный голубой глаз исполина. Сходство было настолько разительным, что в первые секунды и командир с навигатором, да и сам виновник — астрофизик, затаили дыхание, будто и впрямь ожидая невероятного чуда…